Уважаемый Владимир, позиция, выраженная Вами в рамках критики предложения Александра Хоцея ввести в России и вообще в мире на какое-то время некоторые ограничения (то есть имущественный и образовательный цензы) с той целью, чтобы отсечь от управления обществами негражданственно настроенных избирателей, кажется, на первый взгляд, очень человеколюбивой. Но на самом деле эта Ваша внешне гуманистическая позиция даже в лучшем случае просто недальновидна.

          Как известно, в обществе есть такой слой — интеллигенция. В целом сие очень, очень приятные, симпатичные люди. Их наиболее яркий и известный представитель — Дон Кихот Ламанчский, персонаж лучшего произведения Мигеля Сервантеса.

          Представители интеллигенции обычно являются бессребрениками, обуреваемыми внешне самыми прекрасными, самыми любвеобильными по отношению к некоему абстрактному, неконкретному человеку социальными рецептами. Своё предназначение донкихоты видят в том, чтобы быть как можно более идеальными, безупречными, ничем не запачканными. А также в том, чтобы с высоты этой безупречной позиции осчастливливать менее безупречных членов общества восхитительными, непревзойдёнными по красоте идеями.

          Типа такой общеизвестной: "Спасение всего мира не стоит даже одной слезинки невинно замученного ребёнка".

          Да, эта идея красивая. Но самом на деле вовсе, увы, не человеколюбивая. И даже, напротив — человеконенавистническая. Ибо если сделать эту идею законом, то бишь непременно выполняемым указанием к действию, то от первой же слезинки первого же ребёнка, несправедливо обиженного в неидеальном, то есть в обычном, в реальном, в живом обществе, всё-всё-всё это общество, то бишь всех-всех-всех составляющих его людей придётся физически уничтожить, убить.

          Помимо интеллигентов в обществе имеется ещё и другой слой — управленцы. Не буду вдаваться в ругань по их поводу, поскольку тут всё уже давно пахано-перепахано. И даже, напротив, вступлюсь за этих проклинаемых со всех сторон ребят.

          Преимущество в плане человеколюбия управленца над интеллигентом хорошо, на мой взгляд, продемонстрирует следующая задача, которую время от времени, увы, приходится решать на практике.

          Во время тяжёлой для общества войны в полевой госпиталь после боя привезли огромное количество раненных людей. Одни из них ранены легко, и таких большинство, другие ранены тяжело, и их меньше, поскольку бо́льшая их часть погибла ещё во время перевозки от передовой в госпиталь.

          У главного врача, управляющего госпиталем, ограниченный штат сотрудников — поскольку на войне люди нужны в первую очередь как бойцы, как солдаты на передовой. А раненых после боя, повторяю, очень много, медперсоналу быстро с ними со всеми справиться невозможно. И все эти раненые в той или иной степени истекают кровью, заражаются инфекциями, страдают от боли. Тяжелораненые, естественно, истекают кровью и страдают от боли намного сильнее, чем легкораненые. А также намного быстрее приближаются к смерти.

          И вот встаёт вопрос: кому в данной ситуации следует оказывать врачебную помощь в самую первую очередь — тем, кто страдает сильнее, или тем, кто страдает слабее?

          Если на посту главврача находится настоящий интеллигент, то он честно принимает единственно правильное для себя решение: все немногочисленные силы медработников госпиталя нужно бросить на помощь тяжелораненым. Ведь бытовое (оно же и интеллигентское) человеколюбие диктует, что помогать следует именно самым страдающим и несчастным.

          К сожалению, реальность быстро наказывает за такое "человеколюбие" (ибо на самом деле это, увы, вовсе не человеколюбие): пока идёт спасение немногочисленных тяжелораненых (что, понятно, требует большого времени), многочисленные легкораненые переходят в разряд тяжелораненых, и помочь им становится уже физически невозможно. На передовую возвращать вылеченным оказывается поэтому почти некого, и в итоге проигравшее войну общество попадает в лапы, например, вандалов, крестоносцев, монголов, белых работорговцев или нацистов.

          Поэтому реальное (и управленческое), а не бытовое и интеллигентское, человеколюбие диктует принять такое решение: самую первую помощь следует оказывать именно наиболее легко раненным бойцам. То, что из общего объёма возможной медпомощи достанется в итоге на долю средне- или тяжелораненым — их счастье. Которое, понятно, почти недостижимо. И, значит, самые главные страдальцы должны быть принесены в жертву. Ради всеобщего блага.

          На всякий случай сошлюсь на авторитет практики: всё написанное мною выше про порядок обращения с ранеными после боя — это вовсе не моя злокозненная выдумка, а популярное изложение инструкции по действиям в боевых условиях для персонала полевых госпиталей. А все подобные инструкции, как известно, написаны кровью.

          Таким образом, интеллигентский, то есть вроде бы максимально гуманный и высоколобый подход к решению социальных проблем на самом деле является совсем не гуманным и не очень дальновидным. Этот чисто неуправленческий подход к делу похож на подход к делу одной обезьяны из одной притчи Льва Толстого. Перескажу её своими словами.

          Обезьяна шла по тропинке рядом с пропастью и несла полные пригоршни орехов. Вдруг обезьяна запнулась, чуть-чуть дёрнулась — и из её пригоршни полетел в пропасть один орех. Обезьяна попыталась было его поймать, и тут у неё из рук высыпалось ещё пять орехов. Обезьяна замахала руками, пытаясь остановить их падение, и из её ладоней высыпались вообще все орехи. Обезьяна в отчаянии кинулась их ловить — и полетела в пропасть сама.

          Реальное общество похоже на госпиталь после боя и на обезьяну с орехами над пропастью тем, что оно тоже под завязку начинено проблемами, часто очень серьёзными. При решении этих проблем управленцы далеко не всегда могут и должны проявлять несгибаемую интеллигентность, то есть капризное требование добиться цели по максимуму, без каких-либо компромиссов. Типа известного предвыборного обещания В.В.Жириновского "Каждой бабе по мужику, каждому мужику по ящику водки". Так бесконфликтно всё устроить не получится, потому что бабам нужны именно нормальные мужики, а вовсе не обожравшиеся водкой безжизненные брёвна.

          Повторяю: сделать так, чтобы в обществе было по-интеллигентски хорошо сразу всем — и насильникам, и насилуемым, и грабителям, и их жертвам, и сторонникам демократии, и противникам демократии — невозможно.

          Управленцу — а мы с Вами, уважаемый Владимир, тут вроде бы как раз и обсуждаем проблемы управления, возможного устроения общества — почти всегда бывает необходимо встать на чью-то сторону. Проклинаемому всеми интеллигентами злодею-управленцу почти всегда бывает необходимо выбрать и поддержать тех субъектов, которые, на его взгляд, в наибольшей степени заинтересованы в решении вставшей перед обществом задачи (итогом коей всегда является либо наибольшая прибавка, либо наименьшая потеря членов общества).

          И, напротив, ему, проклинаемому всеми интеллигентами злодею-управленцу, почти всегда бывает необходимо пожертвовать, как тяжелоранеными или как первым выпавшим орехом, теми субъектами, которые мешают выполнению этой задачи.

          Так вот, уважаемый Владимир, Хоцей в своём тексте "Возможна ли демократия в России?" выступил именно как злодей-управленец. А не как розовоочковый душка-интеллигент. Ибо Хоцей не уклонился от беспристрастного рассмотрения весьма многочисленных неприятных случаев в мировой истории, когда недостаточно политически грамотные массы, получавшие возможность самим решать свою судьбу, принимали такие решения, которые приводили к заковыванию этих масс в цепи или даже к их, масс, уничтожению.

          (Напоминаю, уважаемый Владимир: настоящий хороший управленец обществом — например, фараон, цивилизованные завоеватели типа римлян в отношении даков или само гражданское общество — это такой субъект, который думает прежде всего не о воплощении в жизнь красивых идеалов [например, демократических], не о реализации "права народа на выбор" [например, своих цепей], а именно и всего лишь о максимальном увеличении численности людей.)

          Вот наиболее известный пример такого неприятного случая с недостаточно политически грамотными массами: в древнеримской Республике управленческие права поначалу принадлежали только верхушке общества. И в таком виде Республика устойчиво просуществовала почти четыре столетия. А смута и затем Империя возникли только после того, как гражданские права оказались в руках масс вынужденных бездельников-пролетариев, то есть в руках граждан, не имевших ничего, кроме детей. Именно эти сидевшие на социальных пособиях в виде "хлеба и зрелищ" ребятишки и растоптали республиканские идеалы, именно они поддерживали диктатуры сначала Мария, потом Суллы, потом триумвиров, а потом — римских императоров.

          Если Вам кажется, что тут нет ничего особо страшного, то сообщу такие сведения: в период перехода от Республики к Империи производительность труда и валовой продукт в Италии упали в несколько раз. И когда погибла Империя, содержавшая Италию уже только за счёт ограбления римских провинций, это соответственно выразилось в многократном падении численности населения враз оскудевшей Италии. То есть люди в Италии массово погибли в итоге, в конечном результате именно от примитивизации их общественных порядков.

          Примерно такая же примитивизация общественных порядков грозит сегодня и нынешним цивилизованным странам.

          Поэтому прочитайте предложение Хоцея повнимательней: он ведь вовсе не предлагает отправлять недостаточно политически грамотных или незаинтересованных в демократии людей на тот свет. Он всего лишь предлагает забрать у них из рук мощное социальное средство, которым они пока, увы, ещё не умеют как следует пользоваться.

          В заключение опять вспомню героев Мигеля Сервантеса. Современные донкихоты, повторяя поступок своего ламанчского прототипа, тоже из самых человеколюбивых побуждений освободили от цепей колонну несчастных каторжников, прибывших к ним из Африки, Мексики, Таджикистана и т.д. Но теперь этим не шибко хитроумным современным идальго нелишне будет вовремя заметить, что получившие от них, от идальго, свободу люди уже подобрали с дороги булыжники и собираются благодарно закидать ими своих освободителей.

          Уважаемый Материалист, Вы не совсем правильно меня поняли. Моя позиция продиктована не какими-то там интеллигентскими нюнями, а чисто практическими соображениями по реализации и вполне закономерным реальным последствиям Вашего, если можно так выразиться, управленческого предложения. По поводу этого "рационализаторского" предложению могу сообщить для начала следующее: овчинка выделки не стоит. Сейчас объясню, почему, прокомментировав сперва Ваши не слишком понятные аллегорические упражнения.

          Для начала можно заметить, что Вы сами себе противоречите:

          "Представители интеллигенции обычно являются бессребрениками, обуреваемыми внешне самыми прекрасными, самыми любвеобильными по отношению к некоему абстрактному, неконкретному человеку социальными рецептами..."

          Но право голосовать, как я понял, будет тем не менее именно у представителей этого слоя, поскольку один из намечаемых к реализации цензов — он у Вас с Хоцеем вроде бы как раз образовательный. То есть, с одной стороны, получается, интеллигенции доверять сложные управленческие решения нельзя, но с другой — Вы хотите наделять избирательным правом в первую очередь именно это сословие.

          Далее Вы написали про детей и про их слёзы, но если спроецировать Ваши слова на наш спор, то получается, что оставить право на голосование у престарелого дворника — это всё равно что привести к гибели всё человечество. Однако я о таких ужасах не писал.

          Что касается военного госпиталя, то это уж совсем неудачный пример.

          Во время войны в силу наличествовавшего тогда уровня медицины бросали тяжело раненых, не тратили на них время потому, что им уже всё равно ничем не поможешь.

          В других случаях оперировали тяжелобольных, у которых был шанс на спасения, а уж только потом брались за пациентов с осколочным ранением в ноге и фурункулом на животе, и никак не наоборот.

          В современной практике такого вообще нет, поскольку, благодаря трансплантологии и другим чудесам науки, с того света можно вытащить почти любого. И теперь, когда в современную нормальную клинику поступает большое количество раненых — например, в результате теракта, — каждому больному в приёмной присваивается цветовой код (красный – нуждается в срочной операции, оранжевый – в очереди на операцию, жёлтый – в стабильном состоянии, то есть может и подождать и т.д.), и никто никого не бросает и не лечит порез, когда рядом загибается сердечник.

          Но в любом случае я понял, что Вы хотите сообщить следующее: если не лишить прав граждан, голосующих неправильно, то всех остальных ждёт неминуемая гибель. Осталось только выяснить, кого именно следует лишать прав, что это за гибель и что на самом деле от всего этого изменится.

          Теперь насчёт истории про обезьяну, которую я и сам люблю приводить в спорах. Если обезьяна — это правительство и общество, а орехи — это проблемы (инвалиды, пенсионеры, безработные и т.д.), то уверяю Вас, что никакого края пропасти рядом с обезьяной не видно, и специально бросать туда орехи не имеет смысла. Посмотрите на улицу: Вы что, видите толпы обезумевших от голода людей, или чума всех накрыла? А если приедете в "кризисную" Европу, то удивитесь ещё больше.

          Как известно, история развивается по спирали. Но прелесть прогресса заключается в том, что ветки этой спирали хоть и делают одинаковые обороты, но всё дальше друг от друга.

          Вот Вы привели в качестве примера древних римлян. Да, тогда всеобщая демократия была для общества губительна, ибо в большом числе наличествовала чернь, то есть люди без какого-либо намёка на образование. Которые могли только подчиняться и в случае излишней свободы лишь сеяли хаос. Однако те античные времена давно прошли, и если Вы сейчас будете насаждать диктатуру или ограничение прав, то при сегодняшнем уровне образования всего населения и даже самых низов общества у этого решения окажется больше отрицательных последствий, чем пользы.

          И при всём при этом Вы считаете меня интеллигентом и идеалистом. У Вас получается следующее: имеются такие социальные группы, которые голосуют всегда ну совсем неправильно, "плохо", а есть социальные группы, которые все как один голосуют "хорошо". И первые социальные группы мешают в итоге принять "хорошее" демократическое решение. Но это всего лишь придумка, ибо в реальности дело обстоит совсем не так. Поэтому метод ценза, избирательских ограничений неприменим, а если его всё же начнут применить, то он будет иметь больше негативных последствий, чем пользы.

          Что же у нас есть в реальности? Никаких чётко сформировавшихся групп, которые голосуют против прогресса или демократии — нет и в помине. Вернее, по статистике их условно можно выделить, но это будет настолько размыто, что конкретно приписать какой-нибудь группе какие-то характеристики — невозможно. Пенсионеры голосуют и за КПРФ, и за "Единую Россию", а ещё половина — за "Справедливую Россию". Или, допустим, если Вы пенсионер или им стали, и к Вам пришли на юбилей и сказали: "Знаете, Вы уже не можете голосовать, возраст не тот", то неужели Вы сразу посчитаете себя более тупым и менее политически подкованным, чем какой-нибудь человек средних лет, получивший специальность "менеджмент" или, к примеру, "рога и копыта"?

          Более того, когда выборные механизмы не действуют, и потому уже всё равно, кто и как хочет проголосовать, то эти Ваши ограничения посеют только недовольство. Когда же выборные механизмы действуют — значит, в бой вступают PR-технологии. И если кандидат улыбается, то за него побежит голосовать и бабушка, торгующая семечками, и доктор наук. Ведь голосовать на выборах — это не задачи по ядерной физике решать.

          А поскольку улыбаются все кандидаты, то высшее образование совершено ни при чём до тех пор, пока человек не знает каких-то дополнительных фактов и закулисной игры (а доктор наук с бабушкой их знать не будут). Если же в обществе демократия уже довольно развита, то эти факты, возможно, всплывут, и тогда и доктор наук, и бабушка проголосуют против разоблачённого кандидата.

          Прирост качества электората, если запретить бабушке голосовать, окажется настолько незначительным, что после тех проблем, с которыми придётся столкнуться из-за недовольства бабушек-дедушек, цензовая демократия покажется всем членам общества одним из худших решений.

          И это при всём при том что в данных рассуждениях речь не шла о качестве образования, — а ведь вполне возможно, что бабушка, взращенная на марксизме, поведёт себя на выборах гораздо более адекватно, чем кандидат коммерческих наук.

          Вот Вам пример из жизни: что происходит при работающих выборных механизмах. В 2004 году партия, сформировавшая правительство Испании во главе с Хосе-Мария Аснаром, ранее бывшая фаворитом и выступившая в 2003 году за войну в Ираке, потерпела поражение. И к власти пришла Испанская социалистическая рабочая партия — ибо 83% населения Испании имели уже антивоенную позицию.

          И кого, интересно, Вы тут стали бы лишать избирательного права? Если Вы были бы, допустим, против войны, то Вас всё устроило бы, а если Вы были бы за войну, то надо лишать прав 83% населения.

          Вопрос: как это сделать, если все люди имеют абсолютно разное образование и возраст? И второй вопрос: кто Вам даст такое право — решать за большинство? В котором каждый имеет какое-то образование и знает, что война — это плохо, а даже если и хорошо, то выбирают-то они для себя.

          И даже если большинство народа принимает неправильное решение, то в перспективе на глобальные периоды времени выгодней, если большинство будет хоть и ошибаться, но тренироваться участвовать в политической жизни и принимать политические решения, — нежели превращаться на неголосующую половину в стадо.

          Погружённый в борьбу с ветряными мельницами,

Владимир

          Уважаемый Владимир, в моих представлениях о возможностях участия интеллигенции в принятии социально важных решений на самом деле вроде бы нет особых противоречий. На мой взгляд, интеллигенция — это, повторяю, очень, очень хорошие люди, настоящая элита электората. Высокий уровень образования и гуманизма почти нисколько не мешает интеллигенции принимать правильные, социально выгодные, то есть антидиктаторские, антитранжирские и пр. решения.

          За исключением всего лишь одного случая: когда повышенные гуманизм и стремление к всеобщему равноправию принуждают интеллигенцию выступать за наделение управленческими правами тех людей, которые только и ждут, как бы продать своё право первородства за чечевичную похлёбку.

          А управленцы обществом, напротив, почти сплошь гады ползучие, поскольку одно из главнейших их устремлений — при первой же возможности узурпировать власть и начать пилить бюджет.

          Поэтому если я замечаю, что Вы поддерживаете характерные для интеллигенции гуманистические, "всеобщеизбирательские" социальные модели, то это вовсе не означает, что я Вас осуждаю. Нет, Вы, наоборот, видимо, очень хороший человек. Но эти поддерживаемые Вами гуманистические "всеобщеизбирательские" социальные модели пока, увы, довольно опасны.

          Вот Вы написали, что ситуация в нашем мире непохожа на ситуацию с обезьяной, несущей орехи над пропастью, поскольку, мол, никакой пропасти под нашим миром нет. Да, Вы правы — пропасти под нами ещё нет. Но она уже в опасной близости и хорошо видна тем, кто готов внимательно осмотреться.

          Есть такая штука — предвестники. Например, в метеорологии, даже если погода совершенно ясная, но атмосферное давление вдруг падает до самых низких значений, то это верный признак быстро приближающейся бури.

          Точно такие же предвестники имеются и в экономике. Американский актёр Чарльз Чаплин в своей книге "Моя биография" рассказал о следующем случае.

          Заработанные на производстве кинофильмов деньги он обычно хранил в разных местах, и какую-то долю средств всегда вкладывал в акции.

          В середине 1929 года Чаплин спросил своего финансового консультанта: не требуется ли какое-то новое распределение его, Чаплина, накоплений? Лето 1929 года было временем самого бурного роста акций, в Америке царили страшный ажиотаж и праздничное настроение в предвкушении быстрого обогащения, и все американцы, как помешанные, изымали средства из всех других источников (например, из производства) и вкладывали, вкладывали, вкладывали их в стремительно росшие акции банков, инвестиционных фондов и т.д.

          Финансовый консультант посоветовал Чаплину не упускать счастливый момент и побыстрее вложить все деньги в акции, поскольку последние, мол, сейчас "подпрыгнут" ещё выше.

          Но Чаплин, к счастью, незадолго перед этим моментом прочитал "Капитал" Маркса и узнал оттуда, что высокий уровень безработицы — это вернейший предвестник близящегося краха экономики. А в Америке из-за всеобщего бросания производств число безработных как раз достигло тогда рекордных 14.000.000 человек.

          Поэтому Чаплин, вопреки совету консультанта, напротив, продал все акции и перевёл все свои средства в золото. И буквально через пару месяцев, то есть осенью 1929 года, вместо того, чтобы прыгать акциям, на Уолл-Стрит из окон небоскрёбов массово прыгать принялись бывшие миллионеры.

          Вот Вы, уважаемый Владимир, предложили мне:

          "Посмотрите на улицу: Вы что, видите толпы обезумевших от голода людей или чума всех накрыла? А если приедете в "кризисную" Европу, то удивитесь ещё больше."

          Нет, по-моему, современная ситуация в развитых странах совсем не так безоблачна, как Вы её мне представили, она содержит в себе как раз немало грозных предвестников.

          Падение в развитых странах темпов роста производства и, напротив, увеличение темпов роста потребления, надувание в экономиках всё новыми способами всё тех же кредитных "мыльных пузырей" (я имею в виду рост самых разнообразных гос. и прочих долгов), появление на высших выборных постах людей, готовых угождать идеалам бездельников, массовое возникновение династий жильцов на социальные пособия, стремительный рост этнокультурных (точнее, этноотсталокультурных) анклавов — это что, разве не характерные черты социальной пропасти, к которой мы явно приближаемся?

          Мир вроде бы легонько, но внятно, поучительно тряхнуло кризисом 2008 года — но должных выводов из этой встряски, увы, так и не сделано, политические и экономические модели изменились лишь совсем чуть-чуть, в совершенно недостаточной степени. Почему? Потому что необходимым переменам мешают иждивенческие настроения избирателей. Значит, избиратели совсем не те, которые нужны для принятия правильных решений в рамках предотвращения нового, уже гораздо более серьёзного кризиса.

          Поэтому нынешняя социально-экономическая ситуация как раз и похожа на ситуацию с полевым госпиталем сразу после боя: в обеих ситуациях необходимо жертвовать такими вещами, которые в других, в более спокойных ситуациях являются наиболее важными.

          Кстати, что касается ситуации с госпиталем после боя, то она мало похожа на описанную Вами ситуацию с современной больницей, реагирующей на всплеск притока больных после природной катастрофы или теракта средней тяжести. Прибытие 100-200 больных в больницу с профессиональным персоналом в 200 человек (причём медикам тут ещё могут срочно прислать подкрепление), это совсем не то, что прибытие после боя тех же 100-200 раненых в госпиталь с персоналом в 10 человек, из которых 5 человек — санитары из ходячих больных, временно не эвакуированные в тыл.

          В последней ситуации медикам уже не до предварительного рассортировывания и развоза пациентов по палатам с присвоением уровней повреждений, в такой ситуации медикам нужно с возможно большей скоростью самим передвигаться среди больных и как можно быстрее оказывать помощь исключительно легкораненым.

          Вот Вы написали мне:

          "Что же мы имеем в реальности? Никаких чётко сформировавшихся групп, которые голосуют против прогресса или демократии — нет. Вернее, их условно по статистике можно выделить, но это окажется настолько размыто, что конкретно приписать какой-нибудь группе какие-то характеристики — невозможно. Пенсионеры голосуют и за КПРФ, и за "Единую Россию", а ещё половина за "Справедливую Россию"."

          Уважаемый Владимир, да в самом Вашем примере всё обстоит как раз диаметрально противоположным образом, то есть "чётко сформировавшиеся группы, которые голосуют против прогресса или демократии" — они как раз налицо.

          Вы ведь сами тут указали, что

          "Пенсионеры голосуют и за КПРФ, и за "Единую Россию", а ещё половина — за "Справедливую Россию"."

          Ну вот Вам и чётко оформленная группа, которая голосует "против прогресса или демократии". Ибо голосование

"за КПРФ, и за "Единую Россию", а ещё половина — за "Справедливую Россию""

это отражение вовсе не разнообразия, а именно полного единообразия мнений, поскольку все перечисленные партии суть лишь по-разному внешне оформленные фальсификаторы, воры и грабители, то есть как раз принципиальные противники прогресса и демократии.

          Напротив, такая группа, как интеллигенция, чётко голосует или готова проголосовать за "Яблоко", за старый СПС и за внесистемную оппозицию, которые тоже фактически суть одно и то же, то есть сторонники хоть какого-то прогресса и хоть какой-то демократии (уровень фальсификации на выборах середины 1990-х годов не идёт ни в какое сравнение с уровнем фальсификации на выборах 2000-х годов).

          Равным образом Вы спорите не по теме, когда приводите в пример чьё-то там голосование по вопросу начала войны где-то на задворках мира (это мало влияет на общественный строй в голосующей стране). Вот выборы 1933 года в Германии или выборы 1991 года в Алжире, когда его население проголосовало в основном за исламистов, главным пунктом программы которых было уничтожение самой демократии, самих выборов — вот этот, повторяю, мой пример будет уже по теме: по теме полезного ограничения прав холопски, антиграждански настроенных избирателей.

          Повторяю: дело совсем не в вывесках партий и не в вопросах типа "Жить или не жить?" — ибо под разными вывесками скрываются в целом совершенно однотипные негодяи, а по очевидному вопросу будет принято очевидное же решение. Дело совсем в другом.

          Дело, во-первых, в уровне гражданственности, то есть политической грамотности, продвинутости избирателей, а во-вторых, в их политэкономическом положении. Простак поддастся на обман гораздо легче, чем "стреляный воробей", а голодный бездельник променяет право первородства на миску чечевичной похлёбки с многократно большей готовностью, чем сытый повар, сам каждый день варящий, производящий целые котлы такой похлёбки.

          В связи с этим чуть подробнее опишу Вам всё тот же мой, судя по всему, так и не понятый Вами, пример с крахом демократии в Древнем Риме.

          Вы напрасно считаете, что

"...тогда всеобщая демократия была для общества губительна, ибо в большом числе наличествовала чернь, то есть люди без какого-либо намёка на образование. Которые могли только подчиняться и в случае излишней свободы лишь сеяли хаос."

          Да, римляне не блистали общей образованностью и, напротив, имели рекордное число суеверий. Но по части гражданственности римляне являлись как раз наиболее образованным народом в мировой истории: даже сейчас нет ничего близкого к римскому обучению быть гражданином. Римляне с детства знали, что это необходимо и в высшей степени достойно — на месте заколбасить негодяя, покусившегося надеть красные сапоги или царскую диадему, перейти Рубикон до истечения срока проконсульства и т.д.

          Сама демократическая система в Риме была напичкана беспримерным количеством беспримерных противобюрократических заграждений типа уже самого названия главных временных управляющих обществом: консулы, то есть "советчики", а ни в коем случае не "правители" или, не дай бог (которого нет), "вожди".

          К краху демократии в Риме привела следующая цепь закономерных событий.

          Сначала в рамках нормальной, свободной, честной, ничем не ограниченной рыночной борьбы мелкие виллы проиграли борьбу средним виллам, то есть обезземеленным оказался почти весь плебс, все бывшие мелкие земельные собственники.

          Но их гражданственные настроения поначалу никуда не делись. Обезземеленные и оставшиеся без источников дохода граждане принялись выбирать таких управляющих обществом, которые брались за наилучшее решение их проблем (тех, кто предлагал худшие, на взгляд уже вкусивших безделья граждан, решения, они в качестве управляющих обществом, понятно, не выбирали).

          А наилучшим решением тогда было признано следующее решение — решение не вернуть каким-то образом людям потерянные ими земельные участки (такой возврат как минимум серьёзно отсрочил бы гибель республики), а просто почти бесплатно, почти без труда снабжать их социальными пособиями (про реформу Мария я не буду упоминать, хотя потом она тоже сыграла важнейшую негативную для демократии роль).

          И римляне превратились в нацию иждивенцев, трудившихся теперь уже только на форуме. А весь данный их труд на форуме заключался лишь в процессе голосования за тех кандидатов, которые обещали римлянам жизненных благ больше, чем другие кандидаты.

          Именно таким образом и получил своё консульство Цезарь — по обычаю того времени он наобещал народу с три короба и наделал гигантских долгов у ростовщиков. Все полученные от ростовщиков средства пошли, естественно, на устроение пиршеств и празднеств для народа.

          Чтобы вернуть долги ростовщикам, Цезарь через год отправился грабить варваров, что заняло у него несколько лет.

          Народ тем временем обнаружил следующее: новые консулы оказались не столь щедрыми, как Цезарь, поскольку мало кто в мировой истории был таким лихим авантюристом, как Гай Юлий. В то же самое время иногда от проконсула Цезаря в адрес изголодавшегося римского народа приходили "посылочки" в виде обозов с награбленными у варваров богатствами. Закон не запрещал проконсулу делать народу такие подарки, закон запрещал проконсулу лишь переступать границу метрополии (реку Рубикон) до истечения срока проконсульства.

          И у римского народа мало-помалу выработался новый устойчивый рефлекс: вновь избираемые консулы — дрянь людишки, а прозябающий где-то за границами метрополии Цезарь — молодец, беспримерный добытчик и радетель блага народа. Он — единственный и неповторимый, менять его при помощи выборов — только время терять.

          "Ну так и хрен тогда с ней, с завещанной отцами республикой, — обоснованно решили римляне. — Цезарь, айда побыстрее к нам, наведи здесь правильный порядок."

          Цезарь в ответ на эти призывы, как известно, противозаконно перешёл Рубикон, фактически воцарился в Риме и затем опять начал добывать социальные пособия для римлян при помощи грабежа окрестных народов.

          Заколбасили Цезаря, как известно, вовсе не обезземеленные пролетарии, а именно сенаторы, крупнейшие владельцы земель, в силу своего положения вынужденные быть более дальновидными, чем беспечные пролетарии.

          Вот таким манером, уважаемый Владимир, вроде бы совершенно правильные решения (дать конкуренции быть до конца честной и как можно гуманнее заботиться о попавших в беду людях) приводят в итоге к почти полной гибели общества.

          В общем, повторяю: в некоторых (как правило, в критических или в околокритических) ситуациях большой объём гуманизма — вроде бы очень полезного, очень симпатичного на первых порах — в итоге оказывается крайне вредным и даже гибельным.

     23.02.2013