| |
Уважаемый Оппонент, Вы написали:
"Нам, простым людям, "академические"
каноны гармонии и красоты постоянно навязываются
какими-то хитроумными личностями.
Законодатели мод и идеалов вертят людским сознанием,
как хотят".
То, что представления о прекрасном нам, людям,
в решающей степени навязываются — совершенно
правильно (см. здесь
и здесь).
Но вот то, что эти представления нам навязываются
некими Вашими, уважаемый Оппонент, "хитроумными
личностями" (тут ведь у Вас явный намёк
на их злокозненность) — уже неверно.
Фидий, Пракситель, Поликлет, Мирон и прочие
древнегреческие скульпторы, первые и главные
законодатели господствующих сегодня представлений
о красоте, не были злокозненными. Да и вообще
представления о красоте мы, люди, получаем большей
частью от окружающих — когда, например,
слышим от дружков (которые нисколько не
"хитроумны", а совершенно
искренни) или от родственников, что, мол, эта
девочка или этот вид природы красивы.
Поменьше, но тоже значительно, на нас влияют
фильмы — особенно, конечно, хорошие.
Ведь создатели хороших фильмов, то есть люди,
понимающие, что всякое худ.произведение —
это описание сильно усовершенствованной, причём
чаще всего улучшенной жизни, обычно прикладывают
много усилий к тому, чтобы в их фильмах играли
не свои да наши уродцы, а только тот, кто
достоин сниматься и тем самым радовать глаз
зрителя. Особенно сие касается, конечно,
зарубежных фильмов. Где люди с несовершенной
внешностью подвизаются лишь на острохарактерных
ролях.
И только в третью очередь представления о красоте
мы, люди, получаем, рассматривая книжные
иллюстрации и посещая картинные галереи и музеи.
Тем не менее, повторяю, в основе господствующих
сегодня эстетических представлений находятся
именно древнегреческие образцы, переданные нам
через титанов итальянского Возрождения. Которые
были помешаны на античности.
В общем, не нужно видеть хитроумность-злокозненность
там, где её точно нет.
Что же касается феномена моды и её отношений с
идеалами красоты, то вот здесь
в числе прочего по данному поводу написано
следующее:
"Примерами же образцов второго рода
являются те идеалы, к которым стремятся молодёжная
мода и биологическая эволюция. Конкретных устойчивых
во времени образцов у этих феноменов нет и быть не
может — потому что, например, модникам постоянно
хочется отличиться от других людей, от тех же,
положим, своих последователей, и напялить на себя
что-нибудь новенькое, ни на что ещё
не похожее".
Почему дело обстоит именно таким образом? Потому,
что, с одной стороны, для успешного выживания во в
целом неизменном Мире биологической особи нужно быть
тоже постоянной, неизменной, консервативной —
что достигается, в частности, работой памяти особи,
крепким запоминанием ею основ.
Но, с другой стороны, во в целом неизменном Мире
относительно медленно происходят и частные изменения
— типа дрейфа материков или победы популяции
лиственных над популяцией хвойных. Поэтому выживающей
особи выгодно быть всегда готовой ещё и к относительно
небольшим изменениям внешней среды (к слишком же резким
её изменениям типа падения астероида всё равно не
приспособишься).
Соответственно, наиболее успешно выживает не тот,
кто всего лишь накрепко запоминает основы, а тот,
кто, помимо запоминания основ, умеет испытывать скуку.
То есть относительно небольшое неприятие однообразия.
И, обратным образом, любовь к поискам небольших
перемен. Перемен, повторяю, именно небольших. Отсюда,
повторяю, и проистекает модничанье, то есть выпендрёж
по мелочам.
Ещё раз: все изменения, которые называются модой,
касаются лишь относительных мелочей: остроты носка
ботинка, подрисовки глаз или губ, формы плеч на
одежде, фасона шляпы, а также нового, но синонимичного
термина в пустой, в бессильной доктрине и т.п.
Вот к перемене оных мелочей и испытывают инстинктивную
тягу модники. Что и обслуживают такие ребята, как модельеры.
Однако ни одному успешному модельеру не приходит в
голову покушаться, повторяю, на сами основы красоты:
например, пропагандировать нос картошкой, маленькие или
неудачно посаженные глаза, торчащие в стороны слоновьи
уши, питекантропские лбы, отсутствующие подбородки, кожу
в буграх, короткие ноги, большие и костлявые ступни,
висящие до пояса плоские груди, отсутствующие талии,
жирные животы и т.д. Хотя технически это
покушение на основы красоты модельеру устроить очень
легко — набирая в свою команду соответствующих
уродин. Которые готовы сбежаться на модельерский набор
по первому свисту.
Ещё раз для верности: мода стремится вовсе не к
красоте и отнюдь не претендует на пересмотр её
канонов. Мода стремится всего лишь к мелкому и тупому
оригинальничанию. Каноны же красоты от кривляний моды
не меняются, остаются строго древнегреческими.
И тут, конечно, сразу возникает вопрос: а как же
тогда следует относиться к случаю с Мэрилин Монро,
чья внешность весьма далека от образцов красоты?
Ведь эту девушку с, повторяю, явно не блестящими
внешними данными по сию пору считает красавицей
номер раз одна из самых многочисленных и вроде бы
продвинутых наций — бедные америкашечки. Так,
может быть, Мэрилин Монро всё же смогла
каким-то образом поменять,
реформировать каноны красоты — вопреки
приведённым выше уверениям?
Случай с Мэрилин объясняется, конечно, очень просто:
это всего лишь узко-преузко местное
искажение восприятия публики. Нисколько не
распространяющее на основы. Иными словами, красавица
номер один для бедных америкашечек — это
исключительно сама Мэрилин Монро. Но ни в коем случае
не похожие на неё девушки.
Повторяю: даже сильно похожие на Мэрилин девушки
красавицами не считаются. То есть несовершенная
внешность Мэрилин в реальности ни капли не повлияла
на эталоны красоты, ни на йоту не сместила
господство древнегреческих основ.
Какой, напоминаю,
образцовой красавицей была древняя гречанка Афродита
Книдская,
такой же образцовой красавицей продолжила быть россиянка
Маша Лопухина, жившая в павловскую эпоху,
и такой же образцовой красавицей осталась современная
американка Шэрон Стоун.
Эти эталонно красивые девушки из разных стран и времён
похожи друг на друга как сёстры.
Мэрилин же Монро стала считаться в США
красавицей номер один лишь благодаря очень локальному
и удачному зомбированию публики, то есть благодаря
поднятому в СМИ беспрецедентному
раскруточному ажиотажу.
Понятно, что этот ажиотаж по поводу Мэрилин возник не
на пустом месте: Мэрилин была очень талантливой
актрисой и певицей, она умела незабываемо общаться
со СМИ и с публикой — особенно, с её
мужской частью, — а также вступала в близкие
отношения с наиболее известными современниками типа
братьев Кеннеди. Поэтому Мэрилин с её, повторяю,
несовершенными формами многочисленные поклонники и
сделали так называемой "иконой стиля".
К сожалению, бездумная публика не видит различий между
"иконой стиля" и красавицей: икона для неё, для
бездумной публики, автоматически делается лучшей в
числе прочего и по параметру чистой внешности.
Тут происходит примерно та же петрушка, что и со
слушателями некоторых певцов: исполнитель с прекрасными
внешними данными, но в то же время с отсутствующими
певческими способностями часто производит на слушающую
его песни публику такое большое впечатление, что
влюблённая в него, в красавца, публика искреннее
уверена: её очаровала не только внешность исполнителя,
но также и само его пение. Не отличающееся в реальности
от вороньего карканья.
Увы, мы, несовершенные люди, устроены так, что в
предмете нашего обожания заслуженная идеализация
одного параметра переходит в идеализацию вообще всех
параметров — в том числе и тех, что идеализации
совершенно не заслуживают.
То же самое имеет место, как известно, и с мазнёй
типа "Чёрного квадрата": такую дрянь многократно
рисовали задолго до Малевича (см., например,
здесь
а также
здесь),
и можно за минуту накалякать в любой момент сегодня.
Однако астрономическую цену имеет, а также
произведением искусства считается всего лишь
единственное конкретное дерьмо за авторством
Малевича. Потому что успешно раскручено и,
значит, славу заслужило именно и только оно. А
всё, повторяю, даже очень сильно похожее на
"Чёрный квадрат", как и в случае с похожестью
на Мэрилин Монро, совершенно закономерно
считается полным отстоем.
08.02.2019
| |
