В последние двадцать лет у наших соотечественников резко уменьшился интерес к научной фантастике (НФ) — произведения этого наиболее, на мой взгляд, увлекательного литературного жанра, увы, всё меньше и меньше читают и издают. По данному поводу можно было бы особо не переживать, если НФ замещалась бы чем-нибудь столь же увлекательным. Но, к сожалению, место НФ занимает обычно не шибко доброкачественная литература под общим названием "фэнтези".

          В этой самой "фэнтези" почти нет правил игры, в ней отсутствуют честные, постоянно действующие ограничения, в ней на каждом шагу появляются всё новые и новые "духи из машины", то есть в фэнтези сплошь имеют место наивные, недостоверные, притянутые за уши выходы из затруднений — а значит, вообще вся ткань повествования носит неубедительный и разочаровывающий характер.

          Многих людей, и меня в их числе, уже давно интересуют причины кризиса НФ. Они интересуют меня с той точки зрения, что если эти причины выявить, то ситуацию, глядишь, ещё можно будет исправить.

          И вот на днях я обнаружил в журнале "Полдень, ХХI век" (№ 1 за 2010 г.) текст П.Р.Амнуэля "Реквием по научной фантастике", в котором как раз сделана попытка объяснить: почему НФ находит теперь совсем мало читателей?

          В своём тексте П.Р.Амнуэль для начала назвал три глобальные причины кризиса НФ.

          Первая причина: раньше те новые научные идеи, на которых основываются НФ-произведения, были простыми, доступными для понимания людей. А теперь новые научные идеи стали слишком сложными и, соответственно, непонятными для людей. Вот люди и перестали интересоваться новыми научными идеями.

          П.Р.Амнуэль написал про идеи в научной фантастике прежних времён, в частности, следующее:

          "Аппараты тяжелее воздуха, путешествия во времени, парадокс близнецов, параллельные миры, киборги, клоны — эти и многие другие идеи поражали воображение, но были понятны читателям..."

          Данное утверждение П.Р.Амнуэля вызывает у меня вот какое сомнение: разве все перечисленные идеи действительно были понятны людям? Людям — например, даже самим фантастам — в реальности не очень понятны ни парадокс близнецов (со времён Анри Пуанкаре люди в подавляющем своём большинстве так и не начали понимать теорию относительности, до них, до людей, тяжело, увы, доходит, например, то, что скорость распространения самого быстрого из взаимодействий невозможно измерить лишь в одном направлении; надеждами на измерение скорости света в одном направлении грешат даже весьма заслуженные учёные, специалисты по теории относительности), ни кое-какие важные явления, связанные с киборгизацией (последнее я покажу чуть ниже на примере футуристических представлений самих фантастов).

          Кроме того, в приведённом аргументе П.Р.Амнуэля явно предполагается, что право на жизнь имеют только такие НФ-произведения, которые содержат именно принципиально новые идеи — типа машины времени или инопланетного вторжения.

          Но на самом деле почти всякий любитель НФ вполне благожелательно воспринимает произведения, содержащие что-нибудь попроще — например, новые комбинации старых идей.

          Давным-давно всем известную машину времени можно использовать как вроде бы достаточно новый ликвидатор нежелательных объектов: выстрелишь лучом хронопистолета во врага — и того отбросит на сутки назад или вперёд. То бишь настоящее время от него очистится.

          Эту же самую машину времени можно применять и для преодоления сложных в настоящем времени препятствий: переместишься на джипе времени на пару сотен лет назад, затем переедешь в нём на то место, где потом построят американское золотохранилище Форт Нокс, переместишься в этом месте в настоящее время, материализовавшись внутри Форта, загрузишься слитками золота — и уйдёшь с ними обратно в прошлое, где по-прежнему ещё нет ни стен хранилища, ни его охраны. А оттуда уже переместишься в какое-нибудь безопасное местечко настоящего или будущего.

          Да и вообще можно сочинять вполне увлекательные тексты, используя проверенные временем фантастические идеи в их неизменном виде — они, скорее всего, вызовут у читателя примерно такой же интерес, как проверенная временем идея про загадочное убийство или также проверенные временем идеи любовного треугольника или пропавших, а затем нашедшихся детей.

          Кроме того, сомнение вызывают и соображения П.Р.Амнуэля насчёт недоступности для понимания любых новых научных (в смысле — материалистических, не мистических) идей.

          У одного автора, которого, как это и положено при кризисе НФ, почти никто не читает, я обнаружил, например, такие вроде бы совершенно понятные и в то же время не совсем затёртые идеи.

          Энергию вращения Земли можно отбирать при помощи установленного на полюсе гироскопа или маятника Фуко.

          Или: особо крупных инопланетных животных можно убивать, проникая снаружи в их кровеносные сосуды в аквалангах.

          Или: у совсем крупных космических животных из-за неодинаковости субсветовых скоростей движения разных частей их тел оные части вследствие релятивистских эффектов должны заметно по-разному стареть.

          Или: на больших планетах типа Юпитера можно жить в условиях нормальной гравитации, если устроить поселение близко к центру планеты.

          Или: бессмертия личности можно достичь путём систематической поэлементной, поклеточной замены её изношенных мозговых структур на новые, на только что выращенные путём клонирования.

          Или: мобильные телефоны, дабы они не мешались, можно сделать самоходными, повсюду сопровождающими своих хозяев на устройствах типа мини-вертолётов.

          Или: животное мясной породы можно не убивать, а аккуратно извлекать его мозг для пересадки в новое подлежащее выращиванию тело. И т.д.

          В общем, первая названная П.Р.Амнуэлем причина малоубедительна: любители НФ в большинстве своём всегда не очень хорошо понимали некоторые старые идеи — но тем не менее не теряли к фантастике интереса; фантастика может неплохо обходиться и без появления принципиально новых идей; достаточно новые и пригодные для использования в НФ-произведениях идеи вполне могут быть доступными для понимания современных людей.

          Вторая названная П.Р.Амнуэлем причина кризиса НФ такова: люди разочаровались в науке и потому больше не хотят читать о её достижениях.

          Этот аргумент вызывает, прежде всего, такое возражение: российские болельщики тоже давно разочаровались в отечественных футбольных командах, продувающих все подряд международные матчи — но тем не менее продолжают болезненно фанатеть по их, команд, поводу и страшно интересуются всеми деталями их бытия. Разведённые супруги обычно тоже продолжают интересоваться дальнейшей судьбой друг друга. Враждующие страны также постоянно интересуются положением дел друг у друга, прилагая для удовлетворения этого интереса большие разведывательные усилия.

          То есть разочарование в предмете совсем не обязательно приводит к полному падению интереса к сему предмету.

          Кроме того, в своём втором аргументе П.Р.Амнуэль смешал в одну кучу науку вообще, науку как свод достоверных знаний (или как способ добычи этих знаний) — и конкретные научные достижения.

          Человек, конечно, вполне может разочароваться в общей направленности современных ему научных исследований, но от этого вряд ли потеряет нормальный, обычный интерес к появляющимся буквально каждый день и широко освещаемым в СМИ научным сенсациям типа клонирования организмов, лекарства против СПИД, адронного коллайдера, способов борьбы с летящими на Землю астероидами и т.д.

          Итак, вторая названная П.Р.Амнуэлем причина кризиса НФ тоже не шибко убедительна: люди чаще всего продолжают интересоваться тем, что когда-то любили и что потом их сильно разочаровало; разочаровавшись в науке вообще, в тенденциях её развития, не одобряя, осуждая эти тенденции (направленные, к примеру, на усиление вооружений), люди продолжают заворожённо следить за появлением её, науки, плодов типа атомных бомб, космических лазеров, автоматических самолётов, боевых роботов, супервирусов и т.д.

          Третью названную П.Р.Амнуэлем причину кризиса НФ лучше узнать из цитаты:

          "НФ скончалась потому, что, будучи внебрачной дочерью Большой литературы от её временного союза с наукой, больна от рождения. Из-за этого НФ страдала многочисленными хворями, литературе несвойственными, — например, синдромом безумного рассказчика: НФ с маниакальным упорством стремилась повествовать не о человеке, а о чём угодно другом: о физике, ботанике, геологии, астрономии... Из-за этой своей родовой травмы НФ никогда не была полноправным литературным направлением, поскольку смыслом литературы является человек, а в НФ главные герои — научно-фантастические идеи.

          Отягощённая таким числом хронических болезней, НФ не могла прожить столько, сколько живёт Большая литература. И это очень естественно, что НФ скончалась: надо ещё радоваться, что она сумела прожить почти полтора века — нам бы столько..."

          Сие у П.Р.Амнуэля тоже не совсем убедительное объяснение: пусть научная фантастика и не была полноценной литературой, но в таком неполноценном состоянии почему-то без особых проблем просуществовала больше века. Пусть НФ и "не могла прожить столько, сколько живёт Большая литература", — но почему же она "скончалась" именно сейчас, почему перед тем, как "скончаться", НФ не "прожила" ещё век, второй, третий? Что заставило НФ "скончаться" именно в последнее время? С другой стороны, почему НФ не "скончалась" на полвека-век раньше?

          А вот ещё одна цитата из текста П.Р.Амнуэля:

          "Все перечисленные причины смерти НФ как поджанра фантастической литературы можно назвать географическими инвариантами. На Западе разочарование обывателя в науке, насыщение НФ идеями и её "отлучение" от "героя" наступили раньше, чем в России".

          В данной мысли тоже прослеживаются нестыковки: примерно одинаковые обыватели на Западе и в СССР разочаровались в одной и той же науке почему-то в разное время. Единственная разница между западным и советским обывателями 1960—1980-х годов состоит, несомненно, в том, что западный обыватель был по сравнению с советским несколько более развитым, лучше знакомым с новейшими техническими достижениями.

          Однако вопреки этой развитости, вопреки своему более глубокому знакомству с научными достижениями, западный обыватель разочаровался в науке первым и, судя по всему, тут же перестал понимать (см. первую причину кризиса НФ) новые научные идеи. В то время как более отсталый советский обыватель как ни в чём не бывало продолжил их понимать и в науке разочаровался далеко не сразу.

          Итак, первые три приведённые П.Р.Амнуэлем объяснения причин кризиса НФ плохо соответствуют реальности.

          Впрочем, в тексте П.Р.Амнуэля имеется ещё пара объяснений. Например, такое:

          "Б.Н.Стругацкий прав в том, что гибель НФ связана, в частности, с коммерциализацией издательского дела. С.Лем писал об этом ещё в 1972 году применительно к западной фантастике. Планка в фантастике, по мнению С.Лема, опустилась ниже плинтуса из-за того, что фантастика на каком-то этапе (на Западе это произошло ещё в тридцатые годы, а у нас после развала СССР) стала литературой сугубо коммерческой..."

          Как можно понять, суть данного объяснения такова: НФ погибла потому, что люди перестали её читать. А читать НФ люди перестали потому, что её, НФ, перестали издавать. Издавать же НФ перестали потому, что писательское и издательское дела перешли на коммерческую основу, то есть принялись ориентироваться на читательские вкус и спрос. А читательский спрос на НФ как раз упал, люди перестали читать НФ.

          Иными словами, люди перестали читать НФ потому, что люди перестали читать НФ. Понятно, что это мудрёное умозаключение, освящённое к тому же ссылками на авторитеты сразу двух НФ-мэтров, на деле ничего не объясняет.

          Лично я тоже могу придумать парочку аналогично притянутых за уши объяснений кризиса НФ. Например, такое объяснение: все проблемы НФ коренятся в развитии телевидения.

          И в самом деле — пока телевидения не было, люди для развлечения занимались в основном чтением. А когда телевидение появилось, объём чтения резко уменьшился. В США телевидение в развитой форме появилось на пару десятилетий раньше, чем в СССР — потому-то там на пару десятилетий раньше и наступил кризис НФ.

          Правда, данная версия про вредоносное действие телевидения не в силах объяснить следующее: вообще-то, в США НФ в большом объёме перекочевала из книг на телеэкраны — и тем не менее там у неё всё равно значительно снизилась популярность.

          А вот ещё одно такое же притянутое за уши объяснение кризиса НФ: всё дело в развале библиотечной системы на территории бывшего СССР.

          До конца перестройки, то есть до 1990 года стотысячные тиражи отечественных НФ-книг не столько поступали в продажу, сколько распространялись по библиотекам страны. Читателям этих книг (кстати, в библиотеках каждую книжку читало по нескольку десятков человек) не нужно было даже тратиться на их покупку — вот популярность НФ-литературы и поддерживалась на чрезвычайно высоком уровне.

          К сожалению, данное объяснение кризиса НФ не в силах ответить на следующий вопрос: какое отношение развал библиотечной системы СССР начала 1990-х годов имеет к западным странам 1970-х годов? Ведь там, на Западе, никакого развала библиотечной системы вроде бы не было. А кризис НФ всё же наступил.

          Могу предложить ещё и мистическое объяснение кризиса НФ: американцы (которые, как хорошо известно обывателям, виноваты во всех бедах нашего мира) изначально назвали научную фантастику фикцией (science fiction) — а ведь "как вы яхту назовёте, так она и поплывёт". Вот "научная фикция" теперь и оправдывает своё наиболее распространённое в мире имя...

          Итак, проблема понятна: нужно наконец найти реальные, а не кажущиеся, не притянутые за уши причины глобального кризиса НФ.

          Для выполнения указанной задачи желательно прежде всего получше разобраться: что же всё-таки на самом деле происходило и происходит с НФ в мире, каковы хотя бы общие черты её кризиса?

          Примерно до начала 1970-х годов с НФ-литературой во всём мире не было никаких проблем, у публики пользовались спросом и первые премии получали нормальные, интересные фантасты типа А.Азимова, А.Кларка, Ф.Лейбера и т.д. (ссылка С.Лема на якобы кризис американской НФ 1930-х годов для меня совершенно непонятна: именно в 1937 году стал выходить наиболее выдающийся по авторскому составу журнал "Astounding Science Fiction", а до начала 1960-х годов число НФ-журналов в США только росло).

          Однако в конце 1960-х — начале 1970-х годов первые литературные премии на Западе неожиданно стали завоёвывать авторы типа Урсулы Ле Гуин, от которых пошла мода писать беспомощную "атехнологическую" "этнофантастику". В этой жалкой недофантастике не наблюдается фактически уже никаких новых более-менее материалистических идей.

          Это был первый тревожный звонок. Вскоре произведения авторов типа Р.Шекли и Г.Каттнера западной публикой оказались прочно забыты (в 1998 году Шекли приезжал в Россию, и его молодую жену просто ошеломила та слава, коей её муж у нас всё ещё пользовался — в отличие от США).

          А потом на Западе началось вообще нашествие наивных сказок под названием "фэнтези".

          К концу 1980-х годов движение "толкинутых" докатилось и до СССР. С распадом последнего отечественная НФ стала быстро хиреть, а вместо неё у нас расцвела литература, авторы которой (от Петухова до Лукьяненко) на полном серьёзе принялись строчить серии книг про трудовые будни чертей, вампиров, колдунов, эльфов и пр.

          И сегодня положение дел таково: в США НФ ещё худо-бедно существует, авторов, пишущих её, пусть и не так, как в былые времена, но всё-таки издают и читают. У нас же НФ под вялые разговоры, что ей "больше не нужны идеи", практически прекратила существовать как литературно значимый феномен.

          Таким образом, кризис НФ у нас и в США имел разные особенности протекания: в США кризис НФ начался гораздо раньше и проявился мягче; у нас же кризис НФ начался позже, но зато его характер оказался более радикальным.

          В разбираемом тексте П.Р.Амнуэля есть ещё одно соображение, которое, если откорректировать его в нужном русле, как раз и будет началом объяснения описанных выше особенностей кризиса НФ. Вот это соображение:

          "Интерес читателей к НФ отражает интерес общества к науке. Падение интереса к НФ происходит одновременно с падением интереса к научно-популярной литературе. Но и это лишь следствие, результат, а не причина процесса. Третий из упомянутых выше факторов — падение интереса общества к науке — является причиной падения интереса к научно-популярной и научно-фантастической литературе".

          Ну, во-первых, П.Р.Амнуэль запутался здесь в нумерации собственных аргументов: "падение интереса общества к науке" значится в его тексте не третьей, а второй по счёту причиной кризиса НФ (третья причина кризиса НФ в тексте П.Р.Амнуэля вот эта: "НФ скончалась потому, что, будучи внебрачной дочерью Большой литературы от её временного союза с наукой..." и т.д.).

          Во-вторых, интерес общества в целом к науке, к её достижениям, как это уже отмечалось выше, практически не упал, люди отнюдь не перестали интересоваться достижениями науки. Правда, в этой сфере кое-что действительно очень сильно изменилось. Я имею в виду следующее: интерес общества к науке носит теперь почти сплошь легкомысленный, бульварный, обывательский характер.

          А вот раньше было довольно много людей, интересовавшихся достижениями науки весьма серьёзно и глубоко. Именно эти люди вместе со своим окружением и являлись основными потребителями упомянутых П.Р.Амнуэлем научно-популярной и НФ-литератур.

          Если немного покопаться в данной проблеме, то можно заметить, что в былые времена НФ "водилась" у нас в стране не где попало, что НФ печаталась в строго определённых местах.

          То есть в былые времена НФ чаще всего встречалась как попутный продукт на страницах отечественных научно-популярных журналов, у которых имели место миллионные ("Наука и жизнь", "Техника — молодёжи", "Знание — сила", "Юный техник") или стотысячные тиражи ("Химия и жизнь", "Техника и наука", "Наука и техника", "Изобретатель и рационализатор", "Природа").

          Из изданий другой направленности, регулярно печатавших НФ, можно назвать только "Вокруг света" и приложение к нему "Искатель", а также ещё региональный журнал "Уральский следопыт"; в остальных же журналах типа "Иностранной литературы" или "Знамени" НФ печаталась раз в сто лет.

          Кстати, книги с НФ-произведениями выходили большей частью в издательствах тоже с очень характерными названиями: "Наука", "Знание", "Мысль". С окончанием так называемой "перестройки" тиражи книг вышеупомянутых издательств, как известно, уменьшились в десятки раз или даже до нуля (например, издательство "Мысль" просто исчезло).

          Так что П.Р.Амнуэль, можно считать, наконец всё-таки попал в цель в том смысле, что "падение" профессионального "интереса" одной особой части "общества к науке" действительно "является причиной падения интереса к научно-популярной и научно-фантастической литературе".

          Данную мысль имеет смысл уточнить, конкретизировать ещё в том плане, что исчезновение профессионального интереса у особой части нашего общества к науке произошло вследствие выключения, выпадения по тем или иным причинам (типа эмиграции, закрытия НИИ, сокращения производства, ухода в коммерцию и т.д.) этой части общества из его, общества, жизнеобеспечивающего, производственно-распределительного механизма.

          На всякий случай повторю: к науке у нас потеряло обывательский интерес не всё общество в целом, нет, — к науке у нас резко уменьшился профессиональный интерес особой части общества: научных и инженерно-технических работников. Именно это обстоятельство и вызвало у нашего общества в целом "падение интереса к научно-популярной и научно-фантастической литературе".

          Конечно, указание на то, что индикатором кризиса НФ является потеря в обществе, во-первых, глубокого интереса к науке и, во-вторых, любви к научно-популярной литературе, а причиной этого кризиса НФ является уменьшение числа научно-технических работников, никак не может считаться окончательным ответом на поставленные выше вопросы.

          Так что теперь наступил черёд разобраться: почему же и в нашей стране, и на Западе произошло (и продолжает происходить) это уменьшение числа научно-технических работников?

          У данного явления имеются две причины. Одна локальная, более очевидная и менее важная. Другая не столь очевидная, но зато глобальная. Начну с менее важной причины.

          Как известно, прогресс подталкивает производственно-распределительный механизм к изменениям в сторону всё большей и большей специализации и концентрации. Например, когда-то и в СССР, и в США работало множество заводов по производству радио- и телевизионных приёмников. Сегодня же эти заводы исчезли, а телевизоры и радиоприёмники изготавливаются для всего мира лишь в одном регионе планеты — в Юго-Восточной Азии.

          А вот ещё пример: когда-то и Франция, и Германия, и СССР производили огромное количество собственных фильмов. Сегодня же киностудии этих стран постоянно клянчат у своих правительств субсидии на кинопроизводство. А весь мир тем временем увлечённо смотрит фильмы, произведённые без каких-либо госсубсидий на главной "фабрике грёз": в Голливуде.

          Всё отмеченное выше — то есть специализация и концентрация производства — касается, понятно, и табака, и хлопка, и леса, и нефти, и различных металлов, и курортных услуг и т.д. Каждая местность нашей планеты предпочитает специализироваться на всё меньшем и меньшем количестве видов деятельности — потому что эта специализация выгоднее, чем отсутствие специализации.

          Для того чтобы некая местность выбрала для себя определённый вид деятельности, обычно имеются очевидные причины: наличие полезных ископаемых, плодородных почв, дешёвых и качественных трудовых ресурсов, удобных бухт и т.п.

          Но иногда случается и так, что специализация на виде деятельности происходит без очевидных, без определённых причин. Таковы, например, производства швейцарских часов, хохломской и палехской росписи, павловопосадских платков, ивановских тканей и т.д.

          То есть тут у жителей определённой местности сам собой начинал получаться определённый вид деятельности, и они этот успех постепенно развивали.

          Как раз подобный ход событий имел место и с научной деятельностью: она ведь тоже является производством — производством открытий и технических решений на основе этих открытий.

          Упомянутый ход событий со специализацией на научной деятельности имел место прежде всего в США. Поначалу там постепенно естественным образом был достигнут средний по цивилизованным странам уровень научной деятельности, а затем события типа войн и кризисов в Европе лишили США сильных конкурентов (Германии, Англии и Франции) в этой сфере. И сделали их, США, научным центром мира.

          Изменить данное положение в ближайшие десятилетия вряд ли удастся: в США сегодня сосредоточены основные мощности научного оборудования, основные заказчики научного продукта и основные научные школы (а заодно и основной контингент нобелевских лауреатов).

          Сие, понятно, означает, что научные производства в других районах планеты должны теперь "разоряться" и закрываться, а освободившаяся научная рабочая сила — мигрировать в США. Что, в общем-то, кругом и происходит.

          Так что все старания нынешнего правительства России создать в Сколково аналог американской "Кремниевой долины" обречены на провал в зародыше вовсе не из-за коррупции и волокиты нашего чиновничества, а также не по причине недостатка финансов, но в первую очередь вследствие общих тенденций концентрации производства научных продуктов совсем в другом месте планеты.

          Конечно, данному процессу специализации и концентрации научного производства в США можно долго сопротивляться — но тем резче, тем радикальнее окажется потом возврат к естественному, к закономерному течению событий.

          До тех пор, пока страны соцлагеря пытались отгородиться от остального мира "железным занавесом" и вести замкнутое на себя хозяйство, им, странам соцлагеря, требовались и производимые у себя телевизоры, и собственные компьютеры, и свои автомобили. И, естественно, своя наука (а заодно с нею и своя НФ).

          Но едва "железный занавес" пал по причине экономического банкротства СССР, как тут же выяснилось, что "свои" телевизоры отстали от мировых стандартов как минимум на двадцать лет и производить их больше не стоит, что "свои" автомобили суть вёдра с гайками, а "своя" наука напрочь забюрократизирована и военизирована.

          И едва только эта "соцлагерная" наука перестала поддерживаться обанкротившимся государством, как подавляющее большинство научно-технических кадров резко переменило либо род деятельности, либо страну проживания.

          И почти сразу перестало выписывать и читать отечественные научно-популярные журналы и прочую литературу, печатавшую НФ.

          Как можно заметить, приведённое выше соображение объясняет только одну сторону вопроса о кризисе НФ, а именно: почему кризис НФ наступил в нашей стране в начале 1990-х годов?

          Но приведённое выше соображение абсолютно не объясняет другую сторону вопроса о кризисе НФ: почему этот кризис, — имеющий, правда, более мягкое, более постепенное течение — уже давно захлестнул страны Запада и прежде всего США?

          Ведь если США втягивают в себя лучшие научные кадры мира, то в них, в США, НФ, по идее, должна как раз бурно развиваться. А на деле у НФ в США, повторяю, тоже кризис.

          Что ж, значит, пришло время познакомить читателя с главной причиной умирания НФ (а заодно, как и было обещано выше, рассказать о некоторых мало кем пока понимаемых, учитываемых, но тем не менее достаточно важных аспектах киборгизации, то есть соединения живого организма с кибернетическим, с машинно управляемым устройством).

          Раньше я очень любил копаться в старых журналах. И однажды в каком-то номере "Науки и жизни" за 1962 год нашёл забавный прогноз. В статье, рассказывающей об огромных успехах и перспективах паровозостроения в СССР, обнаружилось примерно следующее предсказание: "Паровозы, работающие сегодня, будут ездить при коммунизме" (на данный прогноз автора статьи, судя по всему, вдохновили слова революционной песни "Наш паровоз, вперёд лети, в Коммуне остановка").

          Но, как известно, уже лет через пять после выдачи этого прогноза все паровозы, вместо того чтобы ездить в ожидании коммунизма, заехали на свалку металлолома.

          Мировая история до краёв заполнена аналогичными конфузами с несбывшимися ожиданиями: едва первобытные люди достигли совершенства в охоте на мамонтов, как последние исчезли с лица Земли.

          Едва лишь изготовители каменных орудий достигли совершенства в технологии отделения отщепов от ядрищ, как эту многотысячелетнюю технологию пришлось забывать и постигать основы плавки металлов.

          Едва только строители парусников отточили искусство изготовления чайных клиперов, как это искусство стало уходить в прошлое, поскольку все постепенно пересели на пароходы.

          Едва только изготовление карет и коневодство достигли максимальных высот, как появились автомобили. И пользование лошадьми уменьшилось в тысячи раз.

          Всё то же самое касается множества других феноменов: дуэли, искусство гравюры, искусство каллиграфии — всё это когда-то разрабатывалось и пышно расцветало, а потом почти бесследно исчезло.

          Совсем недавно мы были свидетелями того, как бурно совершенствуются пейджеры, как их модели приобретают всё большее и большее число строк и функций. Но максимально усовершенствованные пейджеры оказались вдруг никому не нужны, поскольку люди начали пользоваться мобильными телефонами.

          Аналогичная вещь недавно произошла и с кинескопными телевизорами, когда их экраны наконец стали плоскими и безбликовыми. То же самое буквально вчера случилось и со всеми аппаратами, использующими фото- и магнитные плёнки.

          Без сомнений, такие же конфузы с несбывшимися ожиданиями продолжат иметь место и в дальнейшем. Например, едва только окажется достигнутым разработанное с великими затратами биологическое бессмертие, как оно, скорее всего, тут же станет мало кому нужным: поскольку мало кто из членов общества будет существовать к тому времени в биологической форме.

          Итак, почти все феномены, которые кажутся нам, людям, незыблемыми и чрезвычайно важными, в один прекрасный момент неожиданно оказываются преходящими и забытыми.

          То есть мы, люди, устроены таким образом, что, как правило, почти не чувствуем дыхания будущего — часто очень близкого. А ведь у будущего обязательно имеются предвестники — иногда чрезвычайно отчётливые. Но мы, люди, повторяю, обычно не обращаем на них внимания.

          Вместо этих предвестников мы обращаем внимание на что-нибудь совершенно постороннее. Например, пытаясь выявить причины кризиса НФ, зачем-то приписываем новым научным идеям принципиальную непонятность или бездумно соглашаемся с дискриминацией НФ со стороны официальной критики, видящей в НФ лишь неполноценное литературное направление.

          Очень многие жители нашей планеты до сих пор твёрдо уверены, что прогресс общества вообще и уровень жизни людей в частности решающим образом зависят от исполнения-неисполнения рекомендаций высоконравственных проповедников типа Будды, Конфуция, Христа, Магомета и пр.

          Но нам, россиянам, благодаря недавним умственным усилиям отечественного правительства наконец-то посчастливилось узнать совершенно точный ответ на вопрос о реальной причине прогресса: на самом деле благосостояние общества зависит не столько от проповедей про нравственность в одном флаконе с духовностью, сколько от лодырьнизации, от бананотехнологий и от прочих без вины виноваций — то есть от совершенства средств жизнеобеспечения, от уровня развития орудий.

          Именно вследствие исторического возникновения и совершенствования этих орудий (самых разных — от ветровой стенки и каменного рубила до атомной электростанции и адронного коллайдера, от звукового языка и рунической письменности до суперкомпьютеров и программ авиационных симуляторов) люди живут всё лучше и лучше, а именно: всё меньше напрягаются в труде, всё больше развлекаются и вкуснее едят.

          Одно из самых масштабных изменений в образе жизни некоторых обществ нашей планеты произошло в результате так называемой "промышленной революции". Разделение и производительность труда достигли после промышленной революции таких высот, что значительная часть членов обществ освободилась от непосредственной добычи пропитания (типа охоты, собирательства или сельского хозяйства) и профессионально занялась всё более и более масштабным созиданием всё более и более разнообразных средств жизнеобеспечения.

          В этих созидательных занятиях тоже произошло разделение труда. Что привело, во-первых, как и положено, к повышению производительности этого труда, а во-вторых, к появлению довольно многочисленного слоя работников, чьей специализацией стала умственная деятельность по решению технических проблем.

          Ударное придумывание данными работниками всё новых и новых орудий послужило тому, что члены общества начали ещё меньше напрягаться в труде и ещё больше есть и развлекаться.

          Для нормального труда этих резко возросших численно решателей технических проблем стали уже не раз в столетие, а раз в десятилетие (а то и чаще) создаваться высшие школы и научные общества, организовываться выставки и съезды, издаваться специализированная периодика.

          А для расширенного воспроизводства решателей технических проблем начали выходить сборники научно-популярных текстов, художественным довеском к которым как раз и оказалась НФ.

          В течение примерно полутора столетий число решателей технических проблем, разработчиков новых и всё более совершенных орудий бурно росло. И параллельно этому процессу увеличивался объём издававшихся научно-популярной и НФ-литератур.

          Однако лет сорок назад данный процесс пошёл вспять: в самых развитых странах научно-технические работники начали численно уменьшаться. А вместе с этим стало угасать и издание научно-популярной и НФ-литератур.

          Что же послужило причиной данного процесса — ведь на поддержку численного роста научно-технических специалистов "работают" очень важные факторы: у общества есть и возможность уделять всё больше сил совершенствованию орудий, и постоянная, неуменьшающаяся потребность в этом совершенствовании?

          Может быть, наша цивилизация испытала масштабные разрушительные воздействия типа грандиозной природной катастрофы или глобальной войны? Нет, с такими воздействиями человечество, слава КПСС, вот уже несколько десятилетий не сталкивается.

          Тогда, может быть, население Земли пало жертвой злобного мирового заговора — например, ЦРУ Соединённых Штатов Америки и иже с ним разработало в подпольных лабораториях оглупляющий людей штамм бактерий и тайно заразило ими всё человечество? Но разве разведке США сие выгодно? Ведь оглупляющие всех бактерии должны были бы нанести вред прежде всего учёным, а последние сосредоточены в основном всё в тех же США.

          Стало быть, встаёт вопрос: действие какого фактора привело к тому, что число и уровень научно-технических специалистов всё сильнее и сильнее падает? Почему, выражаясь метафорически, паровоз научно-технической деятельности людей, который должен был ехать прямиком в коммунизм, в реальности заруливает на свалку?

          Всё объясняется, конечно, очень просто. И понять это, обратить внимание на нужный фактор некоторым людям мешает лишь обычный консерватизм, нормальная инерция мышления.

          У меня есть старый динамометр. Он рассчитан на измерение силы кисти рядовых людей, и потому его шкала проградуирована до 90 кг.

          Я знаю, что есть кистевые динамометры, шкалы которых проградуированы до 120 кг — эти динамометры рассчитаны на измерение силы уже не обычных людей, а спортсменов.

          Но даже и 120 кг не являются пределом человеческой силы — недавно на одном из тяжелоатлетических форумов кто-то спросил известного сегодня силача Михаила Кокляева, сможет ли тот справиться с кистевым эспандером, рассчитанным на сжатие в 127 кг — мол, "в России его ещё никто не сжал".

          Кокляев ответил, что тренирует "данное направление". Да, 127 кг кистевого давления — это, конечно, огромная сила.

          Огромная, но не звериная. Звериная сила в разы больше. Известно, что самка шимпанзе (вес этих самок обычно не превышает 40 кг, в то время как вес того же Кокляева 150 кг) развивает кистью усилие порядка полутонны. А самец шимпанзе (вес самцов шимпанзе доходит до 60-65 кг) способен сжать измерительный прибор с силой свыше 700 кг.

          Что же такое произошло с людьми, отчего они столь заметно ослабли в сравнении со своими предками? Почему небольшое неуникальное, специально не тренирующееся и ведущее естественный образ жизни дикое животное превосходит по силе огромного уникального, целенаправленно тренирующегося и хорошо захимиченного ("захимиченного" — это значит принимающего "химию": так на жаргоне спортсменов называют самые мощные анаболики, то есть восстановители, лекарства, многократно усиливающие тренировочный эффект) человека?

          Ну, тут всё совершенно понятно: люди постепенно растеряли природную силу, физические способности.

          И ведь нельзя утверждать, что люди не ценят физические способности. Напротив, ценят очень высоко: люди ещё в древности создали и физкультуру, и спорт. Последние два института поддерживаются на самых разных уровнях — от государственного до бытового (я имею в виду искреннее восхищение обывателей спортсменами и стремление быть на них похожими). Тем не менее, несмотря на столь широкий фронт сопротивления, физические возможности людей уменьшились в разы.

          А всё дело в том, что помимо искренней и чистой любви к силе, к выносливости и к прочим физическим способностям в человеческом обществе действуют ещё более мощные факторы: во-первых, лень-матушка, а во-вторых, забота о максимальном воспроизводстве членов общества. И, соответственно, об ограждение членов общества от неблагоприятных воздействий природы — в частности, от последствий мутаций, ослабляющих генетический потенциал людей.

          Иными словами, физические способности для людей важны, но не настолько, чтобы выбраковывать из-за их потери детей — как это делает жестокая мать-природа.

          Соответственно, оба вышеуказанных фактора — необоримое желание людей совершать поменьше усилий и оставление в живых ослабленных членов общества, которые затем передают свою слабость потомкам, — легко и непринуждённо победили очень большое желание сохранить физические способности предков.

          Здесь нужно обратить внимание ещё на одно важное обстоятельство: люди растеряли свои физические способности таким образом, что их, людей, возможности решать возникающие проблемы нисколько не уменьшились. А, напротив, даже возросли.

          Тут может возникнуть вопрос: разве такое реально — физические способности уменьшились, а возможности решения проблем тем не менее увеличились? Да, такое вполне реально: увеличение общих возможностей людей произошло за счёт перехода последних к орудийной деятельности.

          Сие значит, что когда люди стали использовать для решения встающих перед ними проблем орудия, то их, людей, способность решать проблемы возросла в десятки, в сотни, а иногда даже в тысячи раз.

          Именно это овладение мощными орудиями и позволило людям не обращать особого внимания на двух-, трёх- или пятикратное уменьшение своих физических способностей.

          Итак, если появляется мощная подпорка (например, в виде орудия) для физической функции, то данная функция со временем непременно, обязательно, неминуемо ослабляется — вне зависимости от чьих-либо желаний или предпочтений.

          Наш Мир устроен таким образом, что в нём чрезвычайно широко распространены всевозможные повторяемости (на этом, в частности, основана сама наука, то есть система добычи знаний как сведений о закономерностях, о глобальных повторяемостях).

          Стало быть, если некое явление имеет место в одной области — например, в области значительной потери людьми физических способностей в результате широкого применения орудий — то можно ожидать, что примерно это же явление повторится, будет иметь место и в области какой-нибудь другой деятельности, — например, интеллектуальной.

          И тогда станет понятным, чем вызвано уменьшение в обществе числа работников умственного труда, а заодно уж и падение общей потребности в научно-популярной и в НФ-литературах.

          Ещё раз на всякий случай: есть предположение, что возрастание числа подпорок в виде орудий приводит к потере у людей не только физических, но и интеллектуальных качеств.

          Соответствует ли сие предположение реальности? Пока что все, с кем я его обсуждал, с ходу расценивали данное предположение как просто кощунственное.

          И в такой реакции нет ничего особенного — мы, люди, привыкли считать (и до недавних пор этот взгляд вполне соответствовал действительности), что наш умственный уровень с течением времени только повышается, что мы делаемся всё интеллектуальнее по сравнению с нашими предками — в отдалённых линиях которых находятся вообще дикие обезьяны (мы, люди, конечно, тоже обезьяны — но только домашние, цивилизованные).

          Итак, имеются ли помимо падения тиражей научно-популярной и НФ-литератур ещё какие-нибудь свидетельства уменьшения потребности общества в интеллектуальных усилиях людей? Да, имеются.

          Вот сообщение преподавателя одного из российских технических вузов (http://novosti-kosmonavtiki.ru/forum/messages/forum9/topic151/message2533/#message2533):

          "На форуме НК часто обсуждаются перспективы отечественной космонавтики. Я работаю в отрасли более 20 лет. Волею судеб в последнее время мне довелось читать небольшие курсы по механике космического полёта студентам 3-4 курсов одного московского аэрокосмического вуза. Я в ужасе от общего уровня подготовки студентов. Как выяснилось, типичный студент 3-4 курсов не знает ни закона всемирного тяготения, ни одного из трёх законов Ньютона. Более того, типичный студент не знает, что такое логарифм — получить выражение для конечной массы из формулы Циолковского оказалось для подавляющего большинства непосильной задачей. Типичный студент не умеет считать: с задачей расчёта гомановского перелёта по выписанной на доске последовательности формул справился лишь один из десяти.

          Мой диагноз: практически полное отсутствие мотивации. Молодые люди идут в вуз и на предприятия отрасли с единственной целью — "откосить" от армии. Ракетно-космическая техника их практически не интересует.

          Следствие: в ближайшие годы ракетно-космическую промышленность ожидает жесточайший кадровый кризис. Сейчас на предприятиях 50- и 60-летних больше, чем 40-летних, а 30-летних — единицы. Молодые специалисты (не все, конечно) работают до тех пор, пока им нужна отсрочка от армии. При таких тенденциях через 10—20 лет на ведущих ракетно-космических предприятиях России только узкий круг посвящённых будет знать страшную тайну гомановского перелёта и уравнения Циолковского.

          Я думаю, что тенденция деградации высшего образования — самая опасная для будущего отрасли и всей промышленности страны. Вы обсуждаете марсианскую экспедицию, а кто будет ею заниматься в 2015—2030 гг.? Кучка пенсионеров на форуме НК?

          Кто виноват — понятно. Что делать?"

          (Кстати, в этом сообщении проявился очередной конструируемый для поездки в коммунизм паровоз — отправка живых людей на Марс. Ежу (но, увы, опять не специалистам) понятно, что живые люди нынешних размеров вряд ли когда-либо пересекут даже орбиту Луны.)

          А вот впечатления преподавателя из американского университета (http://www.shevkin.ru/shkoly-stat-i/a-l-toom-russkij-uchitel-v-amerike/):

          "...Но в следующем году, когда я начал преподавать так называемый "бизнес-калькулюс" в громадном университете штата, то попал в совершенно новую ситуацию. Все мои идеи насчёт того, что студентов нужно учить думать, оказались абсолютно не к месту. Больше всего меня поразило то, что многие студенты вообще не хотели, чтобы их учили думать, справляться с трудностями и решать интересные задачи. Они собирались лишь получать хорошие оценки с регулярностью конвейера.

          Представьте себе, что рабочему на конвейере приходит в голову некая интересная мысль, и он пытается воплотить её в работе. Понятно, что у него будет много неприятностей. Именно это и случилось со мной, когда я впервые столкнулся с американскими студентами. Многие студенты вполне довольны, когда преподаватель просто повторяет и объясняет то, что написано в учебнике. Возможно, им самим трудно прочесть, что там написано, хотя большинство учебников элементарно просты. Сперва я этого не понял, и один студент написал про меня: "Он должен преподавать по книге и давать на экзамене примеры из текста или похожие"...

          ...Я пытался понять, что американские политики думают о качестве образования, и пришёл к выводу, что они о нём вообще ничего не думают. Например, я слышал, как кандидат в президенты Клинтон говорил, что каждый американец должен получить возможность высшего образования. Это звучит великолепно, пока не заметишь, что Клинтон ничего не сказал о качестве. Нетрудно дать свидетельство об окончании высшей школы каждому, кто попросит..."

          Как можно заметить, в американском университете дела обстоят несколько хуже, чем в российском вузе: американские студенты не лодыри, не те, кто, вообще-то, умеет думать, но просто при первой же возможности отлынивает от этого занятия. Нет, американские студенты — это вполне старательные ребята, но они искренне возмущены невиданными, непосильными теоретическими нагрузками, которым их подвергает злонамеренный преподаватель.

          Кстати, этот преподаватель плохо кончил: университетское руководство из-за многочисленных жалоб со стороны студентов разорвало с ним контракт. А значит, теперь у американских студентов вообще нет шансов научиться думать.

          А вот какими впечатлениями поделился доктор физико-математических наук Виктор Доценко, преподающий в Парижском университете (http://www.nkj.ru/archive/articles/457/):

          "...В этом учебном году я обнаружил, что среди пятидесяти моих учеников-первокурсников (у меня две группы) восемь человек считают, что три шестых (3/6) равны одной трети (1/3). Подчеркну: это молодые люди, только что сдавшие "научный БАК", то есть тот, где приоритет отдаётся математике и физике. Все эксперты, которым я это рассказывал и которые не имеют опыта преподавания в парижских университетах, сразу же становились в тупик. Пытаясь понять, как такое может быть, они совершали стандартную ошибку, свойственную всем экспертам: пробовали найти в этом логику, искали ошибочное математическое рассуждение, могущее привести к подобному результату. На самом деле всё намного проще: то, что три шестых равны одной трети, ребятам сообщили в школе, и они как прилежные ученики (а в университет попадают только прилежные ученики) это запомнили. Вот и всё. Я их переучил: на очередном занятии (темой которого, вообще-то, была производная функции) сделал небольшое отступление и сообщил, что 3/6 равны 1/2, а вовсе не 1/3, как считают некоторые из присутствующих. Реакция оказалась такой: "Да? Хорошо..." Если я сообщил бы им, что 3/6 равны 1/10, то реакция была бы точно такой же...

          ...Вообще, дроби (их сложение, умножение, а особенно деление) — постоянная головная боль моих студентов. Из своего пятилетнего опыта преподавания могу сообщить, что сколько-нибудь уверенно обращаться с дробями могли не больше десятой части моих первокурсников...

          ...Довольно долго я никак не мог понять, как с подобным уровнем знаний все эти молодые люди сумели сдать БАК, задачи в коем, как правило, составлены на вполне приличном уровне и решить которые (как мне казалось) можно, лишь обладая вполне приличными знаниями. Теперь я знаю ответ на этот вопрос. Дело в том, что практически все задачи, предлагаемые на БАКе, можно решить с помощью хорошего калькулятора — они сейчас очень умные, эти современные калькуляторы: и любое алгебраическое преобразование сделают, и производную функции найдут, и её график нарисуют. При этом пользоваться калькулятором при сдаче БАКа официально разрешено..."

          В трёх приведённых выше цитатах можно заметить следующие вещи: во-первых, на российских "предприятиях 50- и 60-летних [специалистов] больше, чем 40-летних, а 30-летних — единицы", во-вторых, если российского преподавателя огорчает незнание типичным студентом 3-4 курсов закона всемирного тяготения, законов Ньютона и логарифмов, то во французском техническом вузе студенты куда невежественнее: седьмая их часть совсем не умеет сокращать дроби. И, наконец, в-третьих: на Западе массово появились уже не только невежественные ученики, но и невежественные учителя. Которые вбивают в головы детей ошибочные знания.

          Таким образом, в России уровень технических специалистов неуклонно понижается, но на Западе деградации образования зашла ещё дальше.

          В общем, тенденция к понижению научно-технического уровня людей налицо. Но на чём она основывается, чем изначально обусловлена: всё большей опорой людей на орудия, на математические машины (как утверждает автор текста http://www.nkj.ru/archive/articles/457/) или, может быть, всё-таки чем-то другим — например, равнодушием политиков к проблемам образования (данного мнения придерживается автор текста http://www.shevkin.ru/shkoly-stat-i/a-l-toom-russkij-uchitel-v-amerike/) или поголовным отсутствием желания у молодых мужчин учиться, но при этом во что бы то ни стало избежать призыва в армию (оную версию выдвинул автор текста http://novosti-kosmonavtiki.ru/forum/messages/forum9/topic151/message2533/#message2533)?

          Усомниться в последней версии заставляют вот какие соображения.

          Во-первых, лодырей, желающих скрыться от армии в институтах, в нашей стране было много во все времена. Но только сегодня в аэрокосмических вузах массовым явлением стали студенты последних курсов, не разбирающиеся в логарифмах и в законах Ньютона.

          Во-вторых, низкий уровень образования студентов имеет место не только у нас, но и на Западе. Где нет никакого призыва в армию — то есть там молодых людей в институты армия не "загоняет", молодые люди на Западе идут в вузы достаточно добровольно, но с ещё меньшими, чем в России, знаниями.

          Усомниться же в версии про козни западных политиков, равнодушных к проблемам образования, заставляет следующее соображение. На Западе политиков выбирают, действительно выбирают. А это значит, что они вынуждены даже в мелочах считаться с потребностями общества. То бишь если западным политикам плевать на образование, то сие отражение господствующих в обществе настроений.

          Иными словами, дело совсем не в тупости или в злонамеренности политиков — никакой трагедии в понижении уровня образования не видит само западное общество.

          И, конечно, правильно поступает. Потому что так же, как и в случае с уменьшением физической силы из-за использования орудий, уменьшение интеллектуального потенциала людей происходит на фоне возрастания их возможностей решать проблемы за счёт применения соответствующих инструментов.

          В одной фирме, где работает мой хороший знакомый, есть отдел закупок, состоявший когда-то из шести высококлассных и довольно дорогих специалистов. Эти шесть человек неусыпно следили за поддержанием ассортимента из десяти тысяч товаров и распределяли деньги на их закупку в соответствии с весьма сложной системой приоритетов (из-за постоянного расширения фирмы денег никогда не было в избытке).

          Но потом какие-то компьютерщики за три месяца смастерили программу, которая позволила работникам почти совсем не думать: пропорции трат денег на закупку новых партий товаров компьютер предлагал людям на основании своего анализа пропорций совокупных продаж товаров, а также на основании расписания выполнения дистрибьюторских обязательств. После этой автоматизации закупочной деятельности в отделе остался всего лишь один высококлассный специалист. И в качестве помощницы ему дали фактически простую секретаршу с копеечной зарплатой.

          А недавно на одном из телевизионных каналов выступал руководитель российского завода турбореактивных двигателей и жаловался, что хотя сегодня в его отрасль наконец-то пошли деньги, нерешённой осталась проблема с разбежавшимися за послеперестроечное время кадрами.

          Особенно остро проблема кадров на заводе турбореактивных двигателей стоит в отношении слесарей-лекальщиков.

          Лекальщики — это элита рабочего класса, нечто пограничное с инженерами, изготовители самых сложных, прецизионных изделий типа матриц или эталонов. Их работа — фактически акт изобретательства, поскольку те задания, что им поручают, механически, рутинно выполнить невозможно. В инструментальном цехе завода, на котором я когда-то работал, было два слесаря-лекальщика; один из них имел высшее образование, а другой — два высших образования. И зарплата лекальщиков превосходила среднюю зарплату инженеров в три-четыре раза.

          — Ладно, ничего страшного, — говорил по телевизору тот директор, — года через три-четыре мы подготовим нужное нам число лекальщиков...

          — А как обстоят дела с проблемой лекальщиков на Западе? — поинтересовался у директора интервьюирующий его журналист.

          — Американскому авиационному двигателестроению лекальщики больше не нужны, — ответил директор. — Там разработан компьютерный металлообрабатывающий комплекс, который может самостоятельно изготавливать детали любой сложности. Обошёлся этот комплекс в несколько миллиардов долларов, и правительство США запретило продавать его технологию за границу.

          Вот так: в результате применения соответствующих орудий работники-люди либо сильно снизили свой интеллектуальный потенциал, либо вообще исчезли как думающие субъекты.

          Но возможность людей решать проблемы от этого, повторяю, нисколько не уменьшилась. А, напротив, даже повысилась: автоматизация закупок позволила (упомянутой фирме сие просто не понадобилось) работать с ассортиментом хоть в несколько миллионов наименований и стократно бо́льшим числом поставщиков; компьютерный же изготовитель прецизионных деталей наверняка готов пахать день и ночь без выходных и отпусков, которые требуются живым лекальщикам.

          Понятно, что пять приведённых примеров мало что доказывают: а вдруг кто-нибудь сможет привести пять десятков или даже пять миллионов других примеров, кои свидетельствуют о наличии тенденций, совершенно противоположных обнаруженным?

          Да, на самом деле что-либо доказывают только общие, глобальные соображения типа следующего (и уже неоднократно упомянутого выше): орудия создаются и внедряются только тогда, когда облегчают человеку труд (хоть физический, хоть умственный) и позволяют больше и лучше есть и развлекаться.

          Таким образом, у орудий это фактически такое предназначение — ослаблять и оглуплять своих пользователей.

          После данного заявления придётся, конечно, ответить на автоматически встающий вопрос: если орудия всегда лишь ослабляли и оглупляли людей, то что же получается — наши предки были, выходит, заметно сильнее и умнее нас?

          Ну, относительно уменьшения нашей физической силы особых сомнений, наверное, ни у кого не возникает — у диких обезьян мускулы, как отмечалось, гораздо сильнее, чем у людей.

          Но вот что касается уменьшения умственных возможностей людей, то тут дело обстоит не совсем просто: как может показаться, тезис об ослабляющем воздействии орудий на умственные способности не соответствует реальности. Действительно: последние 50.000 лет человеческий мозг имеет максимальный в своей истории объём и наибольшую кору, вместилище интеллектуальных функций.

          Означает ли это, однако, что расслабляющего, оглупляющего воздействия на предков человека со стороны орудий, со стороны подпорок для интеллекта никогда не было? Нет, не означает. Но тогда нужно ответить на следующий вопрос: почему предок человека до относительно недавнего времени постоянно развивался в интеллектуальном плане, почему оглупляющее воздействие орудий не уменьшало видимым образом его умственные способности?

          Всё объясняется тем, что всегда существовал (и пока продолжает существовать) один мощный фактор, который "вынуждал" умственные способности предка человека постоянно увеличиваться. Именно этот фактор до последнего времени и преодолевал оглупляющее, расслабляющее воздействие подпорок для интеллекта.

          Ещё раз на всякий случай: развитие или деградация той или иной вещи обычно зависят не от одного, а сразу от нескольких факторов. Направления действий которых зачастую взаимно противоположны. То есть развитие и деградация чаще всего определяются "силой", значением разнонаправленных факторов, тем, какой или какие факторы "пересиливают" своих антагонистов.

          Фактор, успешно противостоявший воздействию расслабляющих интеллект орудий — это постоянное возрастание числа потребностей человека, а также стремление последнего ко всё более полному удовлетворению этих потребностей.

          Иными словами, когда человек придумывал и начинал применять орудие, позволявшее удовлетворить одну из его потребностей, то у него, у человека, обычно сразу же возникали новые потребности. И для их удовлетворения человеку снова приходилось что-нибудь придумывать. То есть опять напрягать интеллект.

          Например, когда предок человека придумал соединить каменное рубило и деревянную палку в каменный топор, у изготовителей и у пользователей каменных топоров сразу же появилась потребность в менее хрупком и более легко создаваемом орудии.

          Со временем данная потребность удовлетворялась всё полнее: были придуманы технологии изготовления медного, бронзового, железного, стального топоров.

          Затем благодаря ещё более новым технологиям появилась возможность удовлетворить потребность в узкоспециализированных режущих дерево инструментах, и на смену простому топору пришли орудия типа бензопил, лесорубных комплексов, столярных мастерских и т.д.

          Конечно, такие же точно процессы идут и сегодня: когда недавно для развлечения человека был придуман первый телевизор, сразу же начался процесс массового шевеления мозгами, процесс придумывания того, как можно удовлетворить новые, вновь возникшие потребности: в увеличенном телеэкране, в цветном и более чётком изображении, в более удобном управлении телевизором при помощи сначала дистанционного пульта на электрошнуре, а затем и без электрошнура, в уменьшении толщины и энергопотребления телевизора, в сохранении телесюжетов при помощи разного рода записывающих устройств и т.п.

          Равным образом, когда люди открывали одну природную закономерность за другой и фиксировали их в словесных или в числовых формулах, то есть в интеллектуальных орудиях, то у людей тут же возникали потребности найти происхождение элементов этих формул, а также реальных взаимных связей данных элементов. И людям приходилось опять ломать голову над решениями новых задач.

          В общем, хотя орудия всё больше и больше облегчали (и облегчают) работу интеллекта (ведь они ликвидировали многие теоретические и практические задачи, позволили никогда уже не ломать голову над их решением, получать это решение в готовом виде почти без напряжения мозга), то есть были его подпорками, надобность в напряжении мозга продолжала оставаться (и пока ещё остаётся) достаточно высокой.

          До недавнего времени она, повторяю, практически не снижалась. А потому отбор людей в плане лучшей выживаемости продолжал идти по величине умственных способностей.

          Ещё раз: умственные способности наших предков примерно до 50.000 лет тому назад увеличивались потому, что у них, у наших предков, постоянно имели место напряжённое использование мозгов и, соответственно, эволюционный отбор на предмет: кто устойчивее добивается лучших интеллектуальных результатов, тот лучше выживает и оставляет потомство.

          Кстати, умственные способности наших предков примерно 50.000 лет назад перестали увеличиваться не только из-за расслабляющего действия орудий, но ещё и по той простой причине, что поглупение провоцировалось возникшей мощной социальностью: во-первых, решать сложную задачу теперь можно было не самому, переложив это решение на других членов социума, а во-вторых, усилившееся гуманное стремление сохранить всех членов социума, в том числе и, мягко выражаясь, не шибко продвинутых, препятствовало отбору на высокую интеллектуальность. То есть способствовало тому, что потомство могли оставлять всё менее и менее одарённые люди.

          Существует мнение, что укрупнение мозга и вообще само появление разума есть следствие возникновения развитой коммуникативности. То бишь постоянно реализуемой возможности общаться (благодаря настрою на общение, а также благодаря наличию развитого языка и прочих сигналов типа письменности).

          Но на самом деле развитой язык — это орудие, это облегчающий жизнь инструмент, это подпорка под интеллектуальные функции. И потому там, где есть развитой язык, его пользователи могут обходиться как раз малыми размерами индивидуального мозга.

          Пример тому — чрезвычайно коммуникативные общественные насекомые с их достаточно развитым языком и в то же время с микроскопическими нервными узлами.

          Мало этого, для развитой, для полноценной коммуникации не нужна даже сама нервная система: у многоклеточных организмов клетки тканей постоянно и разнообразно общаются при помощи экзосом — то есть особых межклеточных образований, биологических знаков. Клетки "договариваются" друг с другом, кому и в каком направлении расти или во что преобразовываться, кого из соседей отторгать или приживлять, чтобы в итоге с высокой точностью создавать из своего сообщества и поддерживать в исправном состоянии нужные телу части и их ткани. Например, симметричные, но отдельно функционирующие лапы.

          Повторяю: развитой язык — это орудие, позволяющее его пользователю быть как раз не шибко развитым умственно.

          Но вот само создание языка и его совершенствование — это уже напрягающая мозг, то есть развивающая интеллект деятельность.

          Вообще, дабы появилось мыслящее существо, нужно решить две проблемы: во-первых, изготовить то, чем можно мыслить (то есть компьютер с процессором, с хранилищами информации и т.д.), а во-вторых, создать то, в чём можно мыслить (то есть программную среду).

          Причём при создании программой среды для компьютера "икс" обычно всегда используется компьютер "игрек". И когда компьютер "икс" наконец начинает функционировать, нормально работать, потребность в компьютере "игрек" исчезает, он становится ненужным (аналогично обстоит дело, например, при строительстве: во время возведения дома нужны бетонщики-каменщики, грузовики, подъёмный кран, забор, будка охранника, вагончик для строителей, склады для инструментов и для стройматериалов, но после возведения дома всё это становится лишним).

          В человеческом мозге компьютер "игрек" — это те структуры, которые когда-то интенсивно занимались разработкой, "строительством" языка и речи. Но после появления языка и речи потребность в создававших их структуре и в её деятельности резко уменьшилась. Естественный отбор перестал идти по этому признаку, рост мозга замедлился и даже, скорее всего, прекратился.

          О тех значительных переменах, которыми у предков человека сопровождалось появление звукового языка, свидетельствует следующий факт: у людей центр управления звукоизвлечением перекочевал в мозге из примитивной лимбической системы, где он пребывает у всех обезьян, кроме человека, в хорошо развитую кору, связанную с новейшей манипуляторной деятельностью.

          Как известно, самыми развитыми мозгами обладают животные с наиболее богатой и тонкой манипуляторной деятельностью: высшие обезьяны, китообразные, слоны и даже высшие моллюски — осьминоги (которых называют иногда "приматами моря").

          Объясняется это тем, что задача манипулирования разнообразными и изменяемыми объектами путём нестандартного сокращения-расслабления большого набора мышц — она одна из самых тяжёлых, напряжённых в управленческом, в координационном плане.

          Понятно, при помощи чего манипулируют обезьяны — при помощи кисти с многочисленными пальцами. Понятно, при помощи чего манипулируют осьминоги (строя жилища, "по частям" пролезая в очень узкие щели, разделывая крабов) — многочисленными щупальцами.

          А вот китообразные манипулируют многочисленными дыхательными проходами и воздушными мешками, сосредоточенными между жировой линзой и лобной костью. При помощи этих частей тела китообразные и производят свои орудия: колебания водной среды с самыми разными параметрами — с интенсивностью, с высотой, с направленностью и с длительностью. Активно излучаемыми звуковыми импульсами разной частоты и направленности (причём иногда одновременно несколькими звуковыми лучами разной направленности) дельфины постоянно "ощупывают" окружающее пространство на предмет контроля в нём своего положения, а также положения и состава сородичей и добычи. Кроме того, некоторые звуки дельфины используют для общения.

          (Примерно такая же система управления звукоизвлекающим аппаратом имеет место, как известно, и у летучих мышей. Это значит, что у них тоже мог бы появиться большой мозг — но увеличению мозга летучих мышей радикально препятствуют лётные ограничения по весу тела.)

          Дельфины, несмотря на высокую развитость их большого мозга, общаются не на максимально высоком уровне: у них, как известно, нет развитого устойчивого языка. Результаты многочисленных исследований свидетельствуют, что при передаче нестандартной информации дельфины прибегают к изобретению всякий раз новых понятий — какие-либо устойчивые повторяемости, закономерности в их коммуникационных сигналах не зафиксированы.

          Таким образом, дельфины застыли на стадии постоянного изобретательства, они никак не могут раз и навсегда массово "договориться" об общих схемах языка.

          То же самое явление длительного и напряжённого "договаривания" зафиксировано и у шимпанзе: перед выполнением сложных совместных действий типа коллективных набегов на враждебных соседей молодые самцы несколько дней интенсивно общаются путём урчания и уханья, а также взаимных похлопываний и объятий. Иными словами, протоязыки для каждого нового акта общения приходится изобретать заново.

          Судя по всему, именно такое постоянное изобретательство в языковом плане имело место и у наших предков. И это постоянное напряжённое творчество внесло заметный вклад в развитие мозга.

          Но главный вклад в развитие мозга внесла всё же, как отмечалось, манипуляторная деятельность.

          Животное, занимающееся манипулированием предметами, обретает небывалую дотоле возможность, а с нею и способность вкупе со стремлением изменять окружающий мир по своей воле. (В то время как все другие животные имеют дело либо с неизменным окружающим миром, либо с миром, меняющемся, как правило, независимо от их усилий.)

          А потому увеличивший свои возможности мозг животных-манипуляторов достаточно легко переходит к прогностическому моделированию, то есть к манипулированию образами и абстрактными понятиями (условными рефлексами и ассоциациями высоких порядков) как аналогами вещественных предметов.

          Конкретно о явлении манипулирования образами как предметами свидетельствует зафиксированный в экспериментах с высшими обезьянами так называемый "инсайт" (озарение): после напряжённой в физическом смысле бесплодной манипуляторной деятельности для решения поставленной задачи уставшая обезьяна садилась подумать, то есть мысленно поманипулировать образами, мозговыми моделями только что использованных предметов, в результате чего и находила решение задачи.

          Конечно, тут можно задать новый вопрос: а что заставляло наших предков при решении встававших перед ними проблем именно напряжённо думать, а не, к примеру, напряжённо бегать или напряжённо кусаться — как поступает большинство других животных?

          Всё дело в том, что если другие животные в напряжённых ситуациях сразу включают в работу быстрые ноги или крылья, острые когти, ядовитые зубы, маскирующую окраску, пахучие железы и т.д., то у предков человека не было ничего из этого набора приспособлений. То есть наши предки в данном плане были плохо приспособленными, страдали от угрожающей смертью неприспособленности.

          Но, как известно, эволюция быстрее всего идёт именно при оптимальной неприспособленности. Ибо если существо совсем не приспособлено, то погибает, не успев оставить потомства. Если же существо приспособлено слишком хорошо, то ему незачем меняться.

          К счастью, некоторые наши предки, изначально, повторяю, плохо приспособленные и потому жизненно нуждающиеся в приспособлениях для выживания, случайно (как и происходит большинство мутаций) изменились в сторону обладания врождёнными непоседливостью, то есть склонностью скучать, и любопытством, то есть тягой к новой информации. А кроме того, способностью манипулировать предметами (последняя появилась, понятно, на базе изначального хватания пальцами за ветки).

          Эти случайно появившиеся, а затем выделенные и усиленные естественным отбором качества и способности послужили основой для формирования всё более крупных мозгов. Ну а обладание развитыми мозгами вынуждало и позволяло прибегать к наиболее доступному для наших предков средству решения проблем — к изобретательности.

          В основе которой, повторяю, находится эволюционно наработанная привычка к манипуляции почти всем, чем возможно (в том числе, понятно, и воображаемыми моделями). А наработке и укреплению этой привычки манипулировать почти всем, чем возможно, очень способствовали, напоминаю, особые черты приматов: выделенные и усиленные жестокой эволюцией врождённые непоседливость и любопытство.

          Когда сегодня сравнивают интеллектуальный уровень цивилизованных людей с интеллектуальным уровнем их предков или современных дикарей, то для сопоставления обычно выбирают почему-то не среднего цивилизованного человека — например, сосущего пивко футбольного болельщика или нажимающую на кнопки телевизора домохозяйку, — а обязательно какого-нибудь интеллектуала типа Альберта Эйнштейна или Леонардо да Винчи.

          Иными словами, при сравнении цивилизованных людей и дикарей последних почему-то всегда представляет средний дикарь, а вот цивилизованных людей — высокоинтеллектуальный, уникальный Эйнштейн.

          В результате на вопрос, "кто сильнее напрягает мозг и получает более весомый интеллектуальный результат?", естественно следует ответ: "Эйнштейн". Из чего делается вроде бы закономерный вывод, что цивилизованные люди интеллектуально превосходят дикарей.

          Однако правильным является сравнение именно средних представителей дикарей со средними представителями цивилизованных людей. При таком сравнении становится заметно, что примитивные с виду полуголые дикари ведут вовсе не примитивный в умственном, в изобретательском плане, а, напротив, весьма непростой, интеллектуально напряжённый образ жизни.

          (Для уяснения чего достаточно почитать, к примеру, книги "Маленькие дикари" Сетона-Томпсона, "Я — абориген" Локвуда или других объективных исследователей быта дикарей. Кстати, детей австралийских аборигенов как-то раз подвергли беспристрастному тестированию, и они показали результаты, превосходящие результаты цивилизованных детей.)

          Всё это, в общем-то, понятно: большинство цивилизованных людей добивается выполнения своих желаний, почти бездумно применяя самые эффективные на сегодня инструменты. Например, лишь нажимая на кнопки своих автоматических помощников.

          А вот решать жизненно важные проблемы, используя примитивные, несовершенные инструменты либо изобретая и изготавливая такие инструменты по ходу дела — это куда более тяжёлые, куда более напрягающие мозг задачи. Которыми дикари ежечасно и вынуждены заниматься.

          Мало этого, у дикарей к очень непростым для них жизненным задачам почти всегда добавляется ещё целый пласт задач мистических, возникающих в результате ошибок познания (например, такие задачи: как по ходу дела не нарушить то или иное табу или не разгневать того или иного духа?) — и это придаёт интеллектуальной жизни дикарей дополнительную напряжённость.

          Как отмечалось выше, за последние 50.000 лет человек в умственном отношении почти не изменился. То есть некий фактор, судя по всему, замедлил или даже остановил развитие нашего мозга. Данное обстоятельство как минимум не противоречит соображениям о наступившем примерном равенстве сил двух факторов: развивающего мозг и оглупляющего, уменьшающего общее умственное напряжение.

          Однако такое равенство, конечно, не может существовать вечно. Ведь потребности человека во все времена имеют примерно одинаковый прирост, а вот орудия, изобретаемые человеком, с одной стороны, численно увеличиваются и, с другой стороны, делаются всё мощнее, всё совершеннее. И, значит, всё больше расслабляют своего пользователя.

          Конечно, иногда в глобальном процессе расслабления людей в интеллектуальном плане возникали всплески локального усиления умственной деятельности — как правило, имевшие причиной разрушительные явления типа масштабных войн или природных катастроф. То есть время от времени некоторые неприятные происшествия массово уничтожали орудия, снижали уровень их развития и тем самым выбивали из-под умственной деятельности человека орудийные подпорки. А значит, заставляли выживших людей опять более напряжённо шевелить мозгами.

          Однако последний в истории локальный всплеск интенсивного шевеления мозгами обусловлен уже вовсе не масштабной катастрофой, а, как отмечалось выше, рутинным развитием, совершенствованием орудий, приведшим к промышленной революции, к разделению труда и к появлению значительного слоя профессионалов в области решения технических проблем.

          Повторяю: благодатные бездумность и схематизм в решении людьми жизненных проблем в целом всегда были склонны к нарастанию, а доля интеллектуальных усилий, соответственно, — к падению. Но изменение орудий в сторону всё более глубокой специализации (которая выгодна людям потому, что повышает производительность, понижает величины трудовых усилий) привела к разделению труда людей.

          Благодаря этому разделению труда у значительного числа членов общества появилась возможность целиком посвятить себя чисто интеллектуальной деятельности в научно-технической области.

          В то же время остальные члены социума, конечно, продолжали находиться в русле общего процесса понижения интеллектуальных усилий.

          О чём свидетельствует, например, тот факт, что с внедрением всеобщих начального и среднего образований, с появлением общеобразовательных школ обучение в них стало неуклонно принимать всё более и более либеральные формы, всё более и более игровой, ненасильственный и, значит, не самый эффективный характер. В то время как контингент учителей постепенно менялся в сторону преобладания в нём женщин. Которые в области образования по своей квалификации, как правило, уступают мужчинам.

          Тем не менее, повторяю, в ходе промышленной революции число научно-технических специалистов довольно долгое время бурно росло. Чему способствовало прежде всего такое последствие совершенствования орудий, как повышение производительности труда. Ибо для выполнения конкретной задачи благодаря совершенствованию машин требовалось всё меньшее число работников. А значит, всё большее число членов общества освобождалось из сферы производства вещей и могло полностью посвятить себя решению интеллектуальных, то есть научных и инженерных проблем.

          В связи с действием этого мощного фактора у многих специалистов даже возникла стойкая уверенность, что в будущем вообще все люди займутся одной лишь высокой интеллектуальной деятельностью.

          Но данная уверенность в будущих интеллектуальных успехах людей современного состава, увы, мало чем отличается от уверенности в успехе паровоза, нацеленного на езду в коммунизм.

          Дело в том, что прогресс почти всегда только наращивал свой темп, то есть постоянно ускорялось совершенствование орудий — в том числе и орудий умственного труда типа арабских цифр и алгебраических знаков, таблицы умножения, квадратных уравнений, логарифмических таблиц, справочника металлиста, руководства по эксплуатации ядерного реактора, патентного фонда, а также различных механических счётных устройств.

          Соответственно, ускоренно облегчались и умственные усилия научно-технических тружеников, всё больший объём их работы выполнялся быстро и бездумно, автоматически, по схемам. А значит, для решения каждой конкретной проблемы с течением времени требовалось всё меньше людского труда.

          Однако до какого-то момента это влияние прогресса на уменьшение умственных усилий учёных и инженеров почти никто особо не ощущал. Поскольку ещё достаточно быстро росло число самих намечаемых к решению проблем, а также их, проблем, масштаб.

          Однако в середине сороковых годов двадцатого века всё ускорявшийся прогресс принёс очередные плоды: были созданы принципиально новые орудия для решения научно-технических проблем: электронно-вычислительные машины (ЭВМ).

          ЭВМ оказались настолько перспективными в плане их совершенствования и настолько эффективными в плане уменьшения умственных усилий людей, что к концу шестидесятых годов двадцатого века люди в цивилизованных странах смогли переложить на плечи ЭВМ всю наиболее тяжёлую, наиболее неприятную для себя мыслительную работу.

          И постепенно потребность в знаниях, в научно-технических сведениях, раньше находившихся только в головах людей, начала пропадать. Ибо данные сведения имелись теперь в машинах. Людям не стало уже никакого резона годами заучивать эти сведения — машины могли запомнить их за секунды и за доли секунды извлечь из памяти.

          Именно по данной причине в наиболее передовых странах, то есть странах, в максимальной на тот момент степени освоивших производство ЭВМ и работу на них, число научно-технических работников пошло на убыль. Соответственно, пошло на убыль и число людей, глубоко интересовавшихся наукой и читавших научно-популярную и НФ-литературы.

          По некоторым сведениям, в начале шестидесятых годов прошлого века в советской печати шли споры на тему "Может ли машина думать?" Мне, увы, неизвестны ни выводы, к которым пришли их участники, ни смысл, что вкладывался ими в слова "машина" и "думать". Но каким ни был бы найденный тогда ответ на вопрос "Может ли машина думать?", я готов дать сегодня ответ на родственный вопрос: "Может ли биологический человек не думать?" Ответ этот таков: теперь и в дальнейшем — может.

          Как известно, в природе деградация какого-либо органа обычно является предвестницей его исчезновения — точнее, замены на более подходящий, на более совершенный орган. Например, при переходе в иную среду обитания у животных подверглись замене органы дыхания — с деградировавших и редуцированных жабр на развившиеся лёгкие, а также органы передвижения — с деградировавшего гребного хвоста на развившиеся конечности (такие замены в течение уже всего лишь личиночных метаморфоз как отражений былых эволюционных процессов происходят, например, у каждой лягушки).

          И вообще при прекращении функционирования любого устройства оно в целях экономии рано или поздно ликвидируется, исчезает. Именно таким манером исчезли, как отмечалось выше, многие технические устройства типа парусников или конных повозок, которых заменили более совершенные пароходы и автомобили.

          Стало быть, можно сделать вывод, что деградирующий сегодня биологический интеллект через какое-то время тоже будет заменён чем-нибудь более совершенным, работоспособным.

          С данным выводом пока категорически несогласны многие люди, в том числе почти все нынешние футурологи.

          Кое-кто из этих горе-специалистов смело рассуждает даже о том, каким эволюционным изменениям биологические люди подвергнутся, например, через полмиллиона лет (в то время как на самом деле уже через полторы-две сотни лет пребывание в чисто биологическом обличии будет не очень популярной ролевой игрой — примерно такой же, как сегодняшние взрослые игры в быт индейцев).

          Несколько более раскрепощённо должны были бы, по идее, проявлять себя в данном вопросе научные фантасты — поскольку их, в отличие от футурологов, никто никогда не осуждает за избыток фантазии, за воспарение над реальностью. Однако, увы, практически все научные фантасты тоже искренне и бесповоротно уверены: в будущем именно биологические люди продолжат руководить всем на свете и ни в коем случае не передоверят высшую нервную деятельность тупым машинам.

          Примером такой непоколебимой уверенности является повесть "Похищение чародея" Кира Булычёва. В этой повести общество будущего, оказывается, остро нуждается в мыслительных способностях гениев из прошлого — скорее всего, по той причине, что у машин, у этих ржавых железяк, нет никаких интеллектуальных перспектив.

          Ничуть не лучше проявил себя как футуролог и упомянутый НФ-мэтр С.Лем: в его "Сумме технологии" речь всю дорогу идёт о том, каким невероятно изменившимся окажется мир будущего с его "выращиванием информации", "фантоматикой", "пантокреатикой" и др. — но крутиться всё это великолепие будет по-прежнему вокруг таких же, как мы, людей.

          Впрочем, консерватизм научных фантастов в вопросе сохранения-исчезновения людей в их нынешнем виде, в общем-то, вполне объясним: НФ — это художественная литература. А художественная литература всегда антропоморфна. Выступают ли её персонажи в виде вороны и лисицы, в виде оловянного солдатика, в виде вакуумного робота или в виде разумной случайности из глубин далёкого квазизвёздного объекта — все они фактически просто переодетые современные люди, все они мыслят и ведут себя выраженно по-человечески.

          В данном тексте я уже написал, что человек в его нынешнем виде никогда не выйдет за пределы орбиты Луны: поскольку слишком далёкие путешествия биологических людей очевидно невыгодны экономически — но вся НФ тем не менее переполнена экспедициями людей нынешнего состава к другим галактикам.

          Судя по всему, ни вышеупомянутые футурологи, ни научные фантасты никогда особо и не размышляли над картинами будущего. Поэтому я разберу заблуждения менее легкомысленных прогнозистов. У меня большое уважение вызывает Генрих Саулович Альтшуллер, редкий в плане основательности подходов футуролог и видный советский фантаст. А главное — создатель теории решения изобретательских задач (ТРИЗ).

          Г.С.Альтшуллер при всей его продвинутости в вопросах заглядывания в будущее фактически утверждал, что несмотря на алгоритмизацию, схематизацию, автоматизацию той умственной деятельности биологического человека, которая изначально являлась чисто творческим актом, это людское творчество ни в коем случае не исчезнет, а будет до скончания дней переходить с одних уровней (более низких) на другие уровни (более высокие), и, по сути, останется тем же самым творчеством людей нынешнего вещественного состава.

          (Возможно, впрочем, что данный пиетет перед творчеством биологических людей был у Альтшуллера не совсем искренним: возможно, уверения в неколебимости творчества живых являлись у Генриха Сауловича всего лишь увёрткой, данью господствовавшим идеологическим установкам.)

          Привожу цитату из книги Альтшуллера "Алгоритм изобретения".

          "Намечаются два главных направления развития алгоритма [изобретения]. Можно развивать АРИЗ [алгоритм решения изобретательских задач] как программу решения задач человеком. А можно превратить АРИЗ в алгоритм для машины.

          Первый путь ведёт к созданию специализированных алгоритмов прежде всего для задач в области химии и электротехники. Такие отраслевые алгоритмы должны быть — в пределах своего круга задач — эффективнее общетехнического АРИЗ, хотя внешне, вероятно, будут похожи на него.

          Второй путь — выделение из АРИЗ таблицы, переход к системе таблиц и табличному способу решения, что в конечном счёте позволит использовать электронные машины. Речь идёт, конечно, не о простом увеличении строк и рядов в таблицах. Чтобы создать "изобретательские машины", необходимо изменить принцип построения таблиц.

          Применение ЭВМ для решения изобретательских задач не отменяет творчества. Представьте себе человека, который роет землю руками — это модель изобретения с помощью "проб и ошибок". Дадим теперь человеку инструменты — кирку, лопату или даже отбойный молоток. Такова модель изобретения при использовании АРИЗ. Затем смоделируем процесс изобретения с применением ЭВМ — пересадим человека на экскаватор. Во всех этих случаях работает человек. И прогресс состоит в том, что мы лучше вооружаем человека: в одном случае — его руки, в другом — его мозг" ("Московский рабочий", 1973 год, стр. 289—290).

          Вот так: применение даже самых мощных интеллектуальных орудий типа ЭВМ, оказывается, ни при каких условиях "не отменяет творчества" живых людей, а весь "прогресс состоит" лишь "в том, что мы лучше вооружаем человека" (получается, живой человек тоже не отменяем, "изобретательские машины" всегда будут нуждаться в его чутком руководстве, ибо "во всех... случаях работает человек").

          Однако совершенно очевидно, что такой выдающийся борец с творчеством и апологет схематизации-автоматизации, как Альтшуллер, мог бы, вообще-то, и продолжить свою цепочку сравнений способов решения изобретательских задач с землеройными работами.

          Например, таким образом: человек роет землю при помощи рук, человек роет землю при помощи лопаты, человек роет землю при помощи экскаватора, человек роет землю, включая-выключая ЭВМ, управляющую всеми экскаваторами, и, наконец, биологический человек ничего не роет и вообще ничего больше не делает, поскольку всё-всё-всё — от самопроизводства до подтирания носа живому человеку, уже непонятно для чего нужного, — выполняют снабжённые эффекторами ЭВМ.

          На всякий случай напомню: у Альтшуллера разные способы рытья земли — это модели изобретательской, интеллектуальной деятельности.

          Человек роет землю руками — это модель решения изобретательской задачи при помощи творчества, то есть при помощи проб и ошибок, путём перебора вариантов наугад.

          Человек роет землю лопатой — это модель решения изобретательской задачи при помощи таких шаблонов, схем, стандартов, интеллектуальных орудий, как АРИЗ или ТРИЗ.

          Человек роет землю экскаватором — это модель решения изобретательской задачи при помощи ЭВМ, в которую ТРИЗ заложена в качестве программы. И живой человек тут нужен только для того, чтобы включать или выключать ЭВМ.

          Существо, имеющее внешность и состав современного человека, ничего не роет и вообще ничего больше не делает, поскольку всё-всё-всё, в том числе и постановку изобретательских задач, выполняют ЭВМ — это модель, это описание не столь уж далёкого будущего. Где биологические бездельники-дикари остались на обочине жизни общества счастливых людей-машин.

          Кстати, процессы, совершенно аналогичные вышеописанным, уже прямо сегодня, прямо на наших глазах происходят в сфере другого вида труда — труда физического.

          Когда бо́льшая часть физически тяжёлых работ оказалась механизирована, физический труд вовсе не перешёл на новый, на более высокий уровень, нет. Несмотря на все усилия пропагандистов здорового образа жизни и на всеобщее понимание полезности диеты и физических упражнений для здоровья, он, физический труд, просто исчез.

          В результате чего, например, американцы — самая продвинутая нация в плане автоматизации любых работ — превратились в нацию толстяков.

          На всякий случай объясню одну полезную для лучшего восприятия данного текста вещь. Г.С.Альтшуллер является единственным известным мне автором, который смог просто и внятно, без возвышенных словес и неуклюжих увиливаний от темы вопроса объяснить, что такое творчество. Передаю его мысли.

          Альтшуллер обнаружил, что решение любой задачи имеет большое сходство с поисками клада на некоем земельном участке. Если про место нахождения клада ничего не известно, то искать его можно только путём рытья ям наугад, то есть путём бессистемного перебора вариантов в надежде на удачу. Однако если имеются способы уточнить место расположения клада, то его поиски резко облегчаются и убыстряются даже для самого плохого землекопа.

          Соответственно, если некая задача достаточно нова (например, задача на деление больших чисел или на извлечение корней из больших чисел, поставленная в начале нашей эры), то её решение в очень значительной мере является актом творчества.

          Если же эта задача уже не совсем нова, если уже хорошо известны пути, правила, алгоритмы, стандарты, шаблоны её решения (например, задача на деление любых чисел или на извлечение из них корней, поставленная в двадцатом веке нашей эры, когда все люди пользуются уже арабскими, а не римскими цифрами, и назубок знают таблицу умножения), то её решение является актом уже не творческим, а вполне рутинным, шаблонным.

          Иными словами, имеются всего лишь два пути решения задачи. Первый путь — творческий: перебирать варианты решений задачи наугад. Второй путь — нетворческий, рутинный, шаблонный: узнавать схему, алгоритм решения задачи и применять его.

          Ещё раз: творчество — это деятельность именно не по стереотипу, не по указке, не по шаблону, не по накатанной колее. А значит, на основе чистой случайности. Соответственно, если имеют место любые шаблоны, алгоритмы, подсказки и пр., то никакого творчества (то есть, напоминаю, деятельности не по подсказке, а на основании лишь полной случайности, метода тыка) — нет и в помине.

          Г.С.Альтшуллер всю жизнь как раз и занимался поиском и выявлением внятных, могущих быть чётко освоенными учениками способов, схем, шаблонов решения сложных изобретательских задач. И обнаружил в итоге около сорока, как он их назвал, "приёмов устранения технических противоречий".

          В своих книгах Альтшуллер очень правильно выступает против творчества — как наименее эффективной методики решения изобретательских задач. Ибо решать задачи, даже самые, на первый взгляд, творческие (типа создания новых изобретений), нужно стараться именно по алгоритмам, по шаблонам — что все грамотные, то есть не склонные изобретать очередной велосипед люди и делают.

          Разумеется, не только книги Альтшуллера, но и вообще вся человеческая культура нацелена на изгнание из интеллектуальной деятельности излишнего творчества.

          Иными словами, все без исключения исследователи стараются найти шаблоны решения задач или ответы на эти задачи и затем познакомить с найденными шаблонами или ответами всех более-менее заинтересованных лиц — чтобы больше никто никогда уже не терял время на повторение их, исследователей, высокозатратного творческого акта.

          Повторяю: магистральный путь интеллектуальной деятельности — это её максимальное облегчение. То есть решение задач на основе схематизации, шаблонизации, алгоритмизации, возможно более полного изгнания творчества.

          Сие, понятно, противоречит господствующему сегодня мнению, что творчество — это, мол, хорошо, а шаблон, схема — плохо. Однако господствующее мнение в данном случае, увы, ошибочно: применение схем, шаблонов, алгоритмов, то есть интеллектуальных орудий, приводит к уменьшению напряжения умственной деятельности, к облегчению усилий людей, к улучшению их жизни, к более быстрому получению ими жизненных благ.

          Тем не менее подавляющее большинство современных людей, как отмечалось, на 100% уверено, что биологический человек с его допотопным творчеством — это верх совершенства. А значит, мол, изменять его, биологического человека, нет никакого смысла.

          В то же время подавляющее большинство современных людей уверено, что работающие по схемам машины — это нечто принципиально второсортное и примитивное.

          Но на самом деле машины могут быть очень разными. В том числе и работающими по самым что ни на есть творческим, случайностным алгоритмам (кстати, совсем недавно создана машина, неплохо проявляющая себя в области биохимических исследований).

          Что же касается биологического человека, то он, если хорошенько разобраться, представляет собой не очень совершенное устройство. Поскольку у него имеется масса недостатков. И потому его исчезновение будет исчезновением несовершенства.

          Да и само это исчезновение живого человека в реальности окажется всего лишь его плавным перетеканием в машинные формы. В связи с чем пора упомянуть о таком промежуточном этапе данного перетекания, как киборги.

          Когда научные фантасты описывают детали воплощения в жизнь идеи киборгизации, то есть слияния биологического человека с небиологической машиной, дело почти всегда ограничивается помещением не тронутого прогрессом человеческого мозга в машинное или в частично машинное нутро (для примера сошлюсь на рассказ всё того же Кира Булычёва "О некрасивом биоформе" и на известные американские фильмы про Робокопа).

          В произведении всего лишь одного фантаста имеется принципиально, радикально иное сочетание человеческого и машинного компонентов: главный персонаж влюбился в девушку, у которой из-за дефекта в генетическом аппарате отсутствует мозг. И потому в голову девушки вживлён компьютер, специально ограниченный по возможностям до среднечеловеческого уровня.

          Примерно таким и будет реальный, а не высосанный из пальца путь киборгизации. Я имею в виду следующее: живые люди с умственными способностями, ограниченными по тем или иным причинам, самыми первыми преодолеют неприятие соединения с компонентами вычислительных машин и не побоятся вживить себе, подключить к своему мозгу усилители интеллекта, расширители памяти, корректоры эмоций, умножители исследовательского инстинкта, модификаторы социальности, стабилизаторы потребностей и т.д.

          А уже вслед за инвалидами к такой реальной киборгизации потянутся и те живые люди, которые до поры до времени будут считаться нормальными, полноценными.

          Процесс киборгизации закончится, понятно, тем, что выявится фактическая ненужность биологической части членов общества. Те члены общества, что не побрезгуют превратиться в машины, останутся на острие развития событий, продолжат заниматься и исследованиями Мира, и управлением обществом.

          Тот же, кто захочет остаться участником ролевой игры "люди из органики", вынужден будет наблюдать за событиями в обществе и в остальном Мире со стороны. Мало что в этих событиях понимая. То есть туповато считая их "волшебством", "магией".

          Итак, НФ — это дитя промышленной революции в условиях ещё относительно слабой автоматизации интеллектуальной деятельности, это дитя са́мого старта промышленной революции. Иными словами, НФ была порождена таким следствием промышленной революции, как разделение труда, а ликвидирована будет таким следствием промышленной революции, как массовое применение электронных мозгов.

          Промышленная революция породила заметный слой особых людей, для которых совершенно обычной, совершенно привычной стала научно-техническая среда. Эта среда и была перенесена для их, особых людей, развлечения в художественные произведения, частью коих как раз оказалась НФ.

          Тут, судя по всему, придётся ответить на следующий вопрос: если НФ появилась для развлечения именно научно-технических работников, то почему тогда значительную часть её потребителей всегда составляли старшие дети, подростки (как правило, мальчишки)?

          Вообще, появление интереса к какому-либо художественному жанру зависит от нескольких факторов.

          Первый фактор — генетическая предрасположенность потребителя: потребители-женщины, как правило, предпочитают мыльные оперы и слезливые романы, а потребителей-мужчин обычно тянет к приключенческой литературе с элементами выраженной орудийной деятельности.

          Второй фактор — долгое погружение в определённую среду (религиозную, научную, артистическую и пр.). В результате длительного пребывания в данной среде и, понятно, достижения связанных с этим успехов у человека происходит выработка, как правило, положительных условно-рефлекторных реакций на указанную среду.

          Третий фактор — подражание, "заражение" чьим-то примером. Ведь люди суть обезьяны, а все обезьяны, как известно, склонны к подражанию. По этой причине в обществе все слои, — даже, казалось бы, асоциальные слои типа уголовников, от которых в среде молодых мужчин распространяются блатные жаргон, песни и повадки в социальных взаимодействиях — постоянно обмениваются стандартами поведения, "заражают" ими друг друга.

          Научно-технические специалисты являются в обществе носителями увлечения НФ — глядя на них, испытывая их массовое давление, усваивая стандарты их поведения, НФ стали читать люди из других слоёв общества — в основном как раз дети, подростки того пола, который генетически тянется к приключениям и к орудийной деятельности.

          Вообще, дети — это наименее образованная и в то же время самая внушаемая часть общества. Пока дети испытывали давление научно-технических специалистов, то есть одной из интеллектуально лидировавших групп общества и носителей увлечения НФ, — они, дети, эту НФ читали. Но когда НФ с её материалистическим подходом к Миру (ведь научно-технический подход всегда материалистичен, ибо сие крайне нелепо — вместо самостоятельного орудования гаечным ключом упрашивать мистические силы закрутить гайку) стала исчезать с книжных полок, подростки принялись читать то, к чему их приучали уже с раннего детства — сказки. То есть произведения, наполненные наивной мистикой.

          Именно по данной причине недавно и наступило раздолье для фэнтези, в которую почти без изменений перекочевали характерные атрибуты наиболее популярных, то есть как раз западноевропейских (а не древнеегипетских, не древнегреческих, не древнеримских и пр.) детских сказок — средневековые замки, мечи и луки, короли, принцессы, рыцари, волшебники в колпаках, драконы, говорящие животные и т.д.

          Мне, похоже, осталось ответить только на вопрос об обратимости-необратимости кризиса НФ.

          Что касается П.Р.Амнуэля, то он написал об этой обратимости-необратимости следующее:

          "Лет десять назад, когда российская НФ находилась ещё в состоянии клинической, а не необратимой смерти, нужно было проводить реанимационные мероприятия, и покойника можно было ещё вытащить с того света".

          П.Р.Амнуэль, к сожалению, не указал, что именно должны представлять собой "реанимационные мероприятия" для НФ — но сейчас за него это сделаю я.

          Итак, прав ли П.Р.Амнуэль в своём утверждении, что смерть российской НФ является необратимой? Нет, не прав: ситуация принципиально нисколько не поменялась. То есть "покойника можно было... вытащить с того света" и "лет десять назад", и "можно... вытащить с того света" сейчас.

          Для указанного вытаскивания покойника с того света, то есть для возрождения НФ, достаточно просто как можно полнее уничтожить во всём мире математические машины и технологию их производства.

          И тогда вновь возрастёт потребность в умственных усилиях людей, потребность в сведениях о реальном мире (а не о кнопках, на которые нужно нажать, чтобы эти сведения о мире выскочили из машины, как чёртики из табакерки), и тогда резко увеличится число напряжённо думающих научно-технических работников, и тогда у этих работников вновь возникнет потребность в НФ.

          В общем, коль скоро причина кризиса НФ — это научно-технический прогресс, для возрождения НФ достаточно всего лишь устроить относительно небольшую научно-техническую контрреволюцию.

     26.03.2010