Проблемы с просвещением

(Немного об очевидном)

 

          Тому, кто собрался просвещать людей, то есть избавлять их от заблуждений — причём при отсутствии просьб со стороны этих людей — нужно сразу приготовиться к тому, что как минимум первые тридцать-сорок лет просвещаемые отнюдь не будут рукоплескать просветителю и дружно каяться в допущенных ошибках. Просветитель должен приготовиться, напротив, к тому, что просвещаемые при каждом удобном случае будут обзывать его идиотом и скандалистом.

          Однако такую реакцию людей, просвещаемых без их желания, никак нельзя осуждать. Ибо сия реакция не только абсолютно нормальна (поскольку максимально широко распространена), но даже в целом совершенно правильна.

          Она совершенно правильна потому, что на одного дельного просветителя приходится сотня или даже тысяча откровенных психов, одержимых сверхценными, то есть бредовыми идеями. (Данные идеи бредовы не оттого, что психи высоко их ценят, а оттого, что эти идеи противоречат практике. Однако бедные психи, одержимые своими сверхценными идеями, признать данное противоречие практике не могут. Поскольку этому мешает их заболевание, психоз.)

          Соответственно, те группы древних людей, которые легко поддавались просвещению, которые легко принимали новые идеи, с высокой долей вероятности становились жертвами бреда упомянутых выше психов.

          Утверждавших, допущу для примера, что ради вящей богоизбранности человек должен отрезать себе не только крайнюю плоть, но ещё и голову. Или что для умилостивления высших сил работать не нужно не только по субботам, но также и во все прочие дни недели. И что вместо этой работы следует либо безостановочно читать молитвы, либо без конца что-нибудь праздновать, либо приносить всё, что есть, в жертву высшим силам. Либо вместо низких работ типа охоты или земледелия люди должны заняться одним лишь строительством культовых сооружений (и это уже не допущение для примера, а то, что реально проделали индейцы майя и аборигены острова Пасхи). Или прокладкой ведущих к ним дорог. Или построением гигантских гробниц для правителей. И т.д.

          Понятно, что те группы людей, которые доверчиво и без задержки брались за реализацию подобных сомнительных призывов — попросту не выживали. И потому не воспроизводились, не оставляли после себя следов.

          Выживали же, разумеется, только те люди, которые, напротив, упорно сопротивлялись просвещению. И эти люди, естественно, передавали своё упорство, свой врождённый консерватизм потомкам. То есть нам.

          Тем не менее даже самый могучий защитный консерватизм, как известно, вполне пробиваем. Просто просветителям нужно быть понастойчивее — например, не прекращать своё воздействие на общество в течение тридцати-пятидесяти лет. И тогда любая не смертельно опасная дурь будет полностью принята обществом на вооружение — главным образом, видимо, через механизм моды у молодёжи. Которая в определённом возрасте не слушает старших и обязательно увлекается чем-нибудь бунтарским.

          К счастью, почти всё бунтарское — типа новых полезных орудий, технологий или материалов — оказывается полезным. Ибо наибольшей настойчивостью в просвещенческом воздействии на общество обладают всё-таки не столько бредящие психи, сколько нормальные изобретатели-открыватели. Ведь им, нормальным изобретателям-открывателям, быть настойчивыми помогает не просто несгибаемый бред (который обычно кончается со смертью своего носителя), но ещё и сама практика как основа, на которую они, нормальные изобретатели-открыватели, опираются в своём просвещении.

          В то время как сверхценные идеи, понятно, висят в воздухе, каждодневно доказывая свою пустоту, бесполезность, провалы при проверке. Их, сверхценные идеи, поддерживает, повторяю, прежде всего хроническое умственное заболевание недолговечных авторов.

          Тем не менее если бредовые, противоречащие практике новации имеют очень мощные основания — например, основания в виде само́й непобедимой людской дури или в виде необходимости для человека постоянно получать пусть даже вымышленную, но поддержку, или же в виде невозможности для очень больших групп бездарей нормально музицировать, рисовать и сочинять худ.произведения — то даже эти противоречащие практике новации после многодесятилетнего упорного воздействия уламывают общество признать имеющими высокую ценность, например, безобразительное искусство, джаз, рэп, толстоевщину или суеверия типа мировых религий.

          Консервативному отношению к новациям очень способствует ещё и то, что мы, люди — разумны больше по названию, чем по делам. То есть разум мы действительно проявляем — но максимум лишь в одном проценте жизненных ситуаций. А в остальных жизненных ситуациях мы следуем привычке. Что, кстати, тоже далеко не провально. Животные и растения вон вообще не имеет разума, но ещё и нас переживут.

          Мало этого, разум мы используем в основном для того, чтобы как раз сопротивляться попыткам заставить нас его применить.

          Постоянно можно видеть, что очень многие выступления против просвещения сочиняются далеко не на автомате, что их авторы проявляют недюжинную изобретательность, явную нерутинность мышления. Однако вся данная изобретательность направлена только на то, чтобы уберечь имеющиеся заблуждения, старые догмы от обсуждения по существу. То есть уберечь их от честной проверки на предмет: соответствуют ли эти старые догмы практике?

          И сие — то есть применение небольших мыслительных усилий ради того, чтобы избавиться от больших мыслительных усилий — тоже является в целом очень правильной, эффективной, позволяющей добиваться эволюционного успеха реакцией. Ибо такая реакция существенно экономит силы. Которые, понятно, не беспредельны.

          Эта замечательная экономия мыслительных усилий проявляется и в форме использования максимально простых подходов для решения жизненных задач. В частности, мы, люди, не мудрствуя лукаво, почти всегда уверены, что после этого — значит, вследствие этого.

          Например, полезно ли для штангиста взывания к аллаху? Очень полезны: ведь двукратный олимпийский чемпион Хуссейн Резазаде возносил мольбы к аллаху перед каждым подходом к большому весу. И затем всегда успешно поднимал его.

          А полезно ли для штангиста крестное знамение? Очень полезно: ведь другой олимпийский чемпион Лаша Талахадзе перед каждым подходом к большому весу крестится: причём чем вес больше, тем больше Лаша крестится. И затем тоже вполне успешно поднимает свои гигантские штанги.

          А почему Высоцкий прославлен? Да потому что хрипел. Значит, если хрипеть, как Высоцкий, то придёт успех. И появляются шумные дебилы типа Джигурды и иже с ним.

          А почему Овечкин мастер хоккея? Да потому что выбил себе передние зубы. И несколько молодых хоккеистов, желая играть, как Овечкин, тоже удалили себе те же зубы.

          А молодые люди носят те же шмотки, что напялили их добившиеся славы кумиры. И т.д.

          А полезны ли для штангиста приседания со штангой на спине? Конечно, полезны: ведь эти приседания выполняли на тренировках почти все те люди, которые в дальнейшем стали чемпионами и рекордсменами. Значит, штангисту нужно непременно делать приседания со штангой на спине — пусть не экономя физические ресурсы, но зато экономя ресурсы мыслительные, обдумывательные. Которых у всех у нас и без того кот наплакал.

          Человеку, мало знакомому с темой противодействия новациям, почти всегда чисто умозрительно кажется, что консерватизм — он, конечно, силён и велик, но всё же не беспределен по мощи. Ну разве может, мол, быть так, чтобы полезную новацию отвергали сразу все люди? Разве не должны, мол, сразу находиться люди, пусть и невеликие числом, но всё-таки готовые поддержать просветителя?

          Увы, практика показывает, что сторонники у просветителя начинают появляться только через десять-двадцать лет после первых попыток просвещения. А поначалу консерватизм монополен, фактически беспределен и абсолютно несгибаем. Сие особенно ярко демонстрирует случай с неким Земмельвейсом.

          В отличие от разного рода мелких, дворовых просветителей, Игнац Фюлеп Земмельвейс, основатель гигиены, призывал отказаться не от таких мало влияющих на жизнь вещей, как приседания со штангой на спине или как жим лёжа для увеличения силы рукоборцев, а от заблуждений, которые с бешеной скоростью, почти со свистом приводили к массовой гибели людей, к миллионам смертей.

          Во времена Земмельвейса в Европе свирепствовала так называемая "родильная горячка". То есть массовые смерти женщин вскоре после родов.

          Не понимая, в чём тут дело (а понимание тут не шибко и нужно), Земмельвейс установил, что если акушеры, тренировавшиеся на трупах рожениц в анатомическом театре, ополаскивали руки хлорной водой (то есть обеззараживали их, как мы, современные люди, теперь понимаем) перед принятием новых родов, то роженицы не умирали.

          Однако царившие тогда школы акушерства ржали над тупыми придумками безграмотного Земмельвейса и запрещали своим сторонникам, то есть всем без исключения аттестованным акушерам, позориться с проведением явно антинаучных, полумистических "ритуалов ополаскивания рук". Действительно, увы, очень походивших на церковные омовения рук. Поэтому все тогдашние акушеры, подцепив стрептококков на разлагавшихся трупах в анатомическом театре и не моя затем рук, шли принимать новые роды. И заражали тем самым рожениц стрептококками. И, естественно, сводили рожениц в могилу.

          Но зато профессура кафедр акушерства не роняла свой авторитет в течение трёх или даже четырёх десятилетий.

          Незадолго до смерти Земмельвейсу удалось-таки перетянуть на свою сторону даже склонную к сенсациям бульварную прессу. Но псевдонаучные школы нисколько не дрогнули перед "бульварными разоблачениями". И как ни в чём не бывало продолжили укокошивать новые сотни тысяч рожениц.

          Умер несчастный Земмельвейс в дурдоме. И только лет через двадцать, когда передохли так и не уронившие свой авторитет горе-профессора́, какой-то ученик Земмельвейса наконец одержал полную победу в медицине и реформировал акушерское дело по всей Европе.

          Кстати, можно быть почти полностью уверенным, что в помешательстве несчастного Земмельвейса виноваты не только обрушившиеся на него беды в виде постоянных издевательств коллег и их сообщников. Нет, Земмельвейс, скорее всего, был не совсем нормальным прямо изначально. А непрекращающееся многолетнее третирование лишь довершило дело, лишь довело склонную к ненормальщине психику до полного помешательства.

          В связи с этим придётся, конечно, признать, что изначально не совсем нормальны и все прочие просветители. То есть, видимо, и сам автор этих строк.

          А психической нормой для человека является следующее: полностью соглашаться со всем общепринятым и без особых размышлений, но с как можно более громким гавканьем (чтобы окружающие оценили правоверность) кидаться на его, то есть всего общепринятого, защиту.


          Итак, перед тем, как выступать, просветителю всегда нужно хорошенько прикинуть: а готов ли он к совершенно нормальным, к абсолютно закономерным тумакам и шишкам? Готов ли он видеть, как свой разум просвещаемые направляют не на обдумывание предложений просветителя, а на его дружное шельмование?

          И повторяю: подобное поведение просвещаемых не только нормально, но ещё и очень правильно. Ибо 99% просветителей — это на самом деле безусловные вредители.

     23.08.2018


 











        extracted-from-internet@yandex.ru                                                                                               Переписка

Flag Counter Библиотека материалиста Проблемы тяжёлой атлетики